– Кто это? – спросил Ганцзалин.
– Мэри Китс, британский репортер, – отвечал Загорский, не отрывая взгляд от девушки.
– Тогда репортерка, – сказал помощник, – она же женщина.
Нестор Васильевич поморщился: у Ганцзалина совершенно нет чувства языка. Женщина – такой же человек, как мужчина, и попытки переделывать профессии, исходя из пола их носителя, оскорбительны. Женщина, как и мужчина, вполне способна быть поэтом, пилотом, репортером, а вовсе не поэткой, пилоткой и репортеркой. Впрочем, в нынешней России правят пролетарии и большевики, то есть люди, глухие к языку. Но Ганцзалин-то не пролетарий, за что же так унижать прекрасных – да и любых других – дам?
Однако помощник Нестора Васильевича не согласился.
– Ничего я не придумывал, – сказал он сурово. – В русском языке есть слово «журналистка», почему не быть слову «репортерка»? А что, например, плохого в словах «студентка», «медичка», «товарка»? Или «товарищ женщина» звучит лучше?
Загорский неожиданно задумался и вынужден был признать, что в словах Ганцзалина есть здравый смысл. Однако ему кажется, что эта самая «ка» придает слову некоторую легковесность, какую-то несолидность, что ли. Впрочем, об этом стоит подумать, наверняка тут все не так просто, как может показаться. В любом случае, язык их богат, и в нем не может доминировать только одна форма словообразования, как бы это ни хотелось Ганцзалину.
Впрочем, китаец уже забыл о лингвистических упражнениях, его интересовало нечто иное.
– Вы заметили, нам снова встретилась британка? – сказал он. – Кругом одни британцы.
– Ничего удивительного, – отвечал Нестор Васильевич, – Британия – величайшая страна на свете, империя, над которой не заходит солнце.
– Вы должны были еще сказать: «Правь, Британия!» и «Боже, храни королеву!», – заметил его помощник, – тогда бы вас самого точно приняли за англичанина.
Загорский усмехнулся: Ганцзалин отстал от современности как минимум лет на двадцать. Британией с тысяча девятьсот первого года правят монархи мужского пола. Сейчас, например, это Георг Пятый.
– Не нравится мне эта новая мода – на королей, – сказал китаец. – Я родился при королеве Виктории, и умереть бы хотел при ней.
– Увы, теперь это совершенно невозможно, – отвечал Нестор Васильевич, – о своевременной смерти тебе надо было позаботиться лет двадцать назад…
Загорский внезапно умолк. К Мэри, севшей за столик и сделавшей уже заказ, неожиданно подошел какой-то немолодой господин. Весьма развязно опершись ладонями о столик, он навис над девушкой и что-то говорил, судя по всему, довольно вызывающее. Загорский повернул к ним левое ухо, которое у него слышало лучше, однако все равно ничего не разобрал – слишком далеко стоял столик. Ясно было только, что говорят они по-английски и говорят на повышенных тонах.
– Кажется, девушку пора спасать, – заметил Ганцзалин.
– Сиди, – велел Нестор Васильевич. – Во-первых, мы не пожарные, чтобы всех спасать, тут должен быть вышибала. Во-вторых, думается мне, что девушка способна сама за себя постоять.
И в самом деле, не прошло и минуты, как британка поднялась из-за стола и без всякой паузы дала нахалу звонкую оплеуху. Видимо, рука у нее была тяжелая, потому что обидчик от удара попятился.
– Если бы добавить еще коленом в пах и ребром ладони по сонной артерии, она вполне могла бы его убить, – сказал Ганцзалин.
– Не всех надо убивать, запомни наконец эту простую мысль, – сказал Нестор Васильевич, задумчиво глядя вслед немолодому джентльмену, после постигшего его конфуза быстро покинувшему поле боя.
– Бешеной собаке хвост рубят по самые уши, – возразил очень довольный собой Ганцзалин.
Несмотря на одержанную победу, журналистка, кажется, никак не могла успокоиться и, видимо, чувствовала себя неуверенно. Взгляд ее блуждал по залу и внезапно столкнулся со взглядом Нестора Васильевича. Тот почему-то покраснел и опустил глаза.
– О, – сказал Ганцзалин, – опять на барышень заглядываетесь. Все как в старые добрые времена.
– Ты ошибаешься, тут не то, – сердито прошипел ему Загорский.
– А что? – удивился помощник.
Нестор Васильевич не нашелся, что ответить, и лишь бросил на китайца свирепый взор. Однако дискуссии все равно не суждено было состояться – журналистка уже подошла к их столику.
– Добрый день, господа, – сказала она по-русски со своим смешным акцентом. – Могу ли я вас немного побеспокоить?
Загорский пригласил ее присесть и даже любезно подставил стул. Со стороны никто не заметил бы никаких странностей, но Ганцзалин слишком хорошо знал хозяина. Его мысли на русский можно было бы, вероятно, перевести следующим образом: «Вот так барышня! Не припомню, когда в последний раз женщины приводили господина в такое смущение!»
«Иди к чертовой матери!» – отвечал ему Загорский сердитым взглядом, заметив удивленное лицо помощника. Но тут же улыбнулся и произнес несколько церемонно.
– Дорогой Ганцзалин, позволь тебе представить – репортер «Дейли Телеграф» Мэри Китс. Мэри, это мой помощник Ганцзалин.
То, что хозяин перепутал порядок представления и сначала представил даму, а уж потом мужчину, тоже говорило не в его пользу. Тем временем Мэри приветливо протянула руку китайцу. Он любезно оскалился и пожал маленькую крепкую ладошку.
– Как вы находите нашего любезного хозяина, атамана Семёнова? – спросила журналистка, глядя прямо на Загорского из-под черных бровей.
Загорский замялся, потом махнул рукой:
– Наш любезный хозяин мог бы быть несколько полюбезнее, – сказал он.
Мэри слегка удивилась.
– Надо же! А со мной он был весьма галантен. Знаете, я у многих спрашивала впечатление от атамана – все говорят разное. Это, наверное, потому, что он очень гибок и похож на хамелеона.
Тут она на секундочку задумалась, прикусив нижнюю губу, потом воскликнула:
– Нет, не так. Он похож не на хамелеона. Он похож на артиста. В нем как будто прячется много разных людей. И когда надо, на первый план выходит не он сам, а та или иная персона. Я понятно говорю?
Загорский пожал плечами и заметил, что, на его взгляд, дело обстоит несколько иначе. Все, что происходит в ставке Семёнова, напоминает ему кукольный театр, при этом Семёнов себя считает кукловодом, а всех прочих – куклами.
– Я бы рекомендовал вам не слишком доверяться этому Ма́нджяфуóко[13], использованных кукол он бросает в огонь, – завершил свою мысль Загорский. – Несмотря на внешность увальня, он сердцеед. Недавно бросил предыдущую пассию, певичку Марию Глебову и женился на Елене Терсицкой, что совершенно не мешает ему заглядываться на всех более-менее интересных женщин вокруг него.
