Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Нас в армии тоже водили в баню только по субботам. Сразу скажу: антиперспирантов не было вообще. Сейчас с удивлением вспоминаем: как мы так могли жить? Садиться в транспорт летом, ходить в гости, на работу… Но я себя утешаю тем, что, скажем, у Моцарта в парике наверняка были вши, и эти моцарты в своей гнилой Европе вообще купались только за день до собственных похорон. Словом, мы в армии воняли, у нас были вши и грибок на ногах. Портянки меняли в неделю раз, и весь день бегали, потели, занимались физкультурой, копали землю, стреляли.
Но при этом вокруг все должно было быть чисто. Плац подметали каждый день. Полы и окна драили каждый день. Туалеты мыли зубными щетками. Стены, бордюры, заборы белили, технику красили и мыли. Доходило до абсурда: даже траву красили в зеленый цвет, если ехала какая-нибудь комиссия из округа или проверка. Все это было выдумано не для гигиены, а чтобы, как говорилось, солдат хуйней не маялся. А служил Родине! Потому что дай солдату хуй стеклянный, он и хуй сломает, и руки порежет. За нами постоянно был контроль, и мы делали много бессмысленных вещей, чтобы служба малиной не казалась, нахуй. Да и в баню ходили с песней.
Нам выдавали по вафельному полотенцу, и мы – без ремней, – распевая, маршировали до бани, которая находилась в лесу, в двух километрах от части. Кстати, в армии я был запевалой. И это мне доставляло удовольствие. Я признавал, что больше ни на что не гожусь. Мне всегда приказывали:
– Даниелян!
Я отвечал:
– Я!
– Хуй на! – откликался сержант, это значило, что у него хорошее настроение. И, после того как вся рота отхохочется, он командовал:
– Запе-вай!
Я начинал петь – на свое усмотрение – строевую песню, которую разучивал со всеми в актовом зале.
Нас водили в баню поротно. Там были душевые кабинки, и в каждую входили по два, а то и по три человека. Мы должны были мыться со скоростью света, потому что враг не ждет! Враг повсюду и так и норовит напакостить, нагадить и начать войну против Советского Союза. Во всяком случае, необходимость все делать быстро оправдывалась именно этим. Всегда надо быть наготове и не зевать!
– А ну давай быстрее, курсанты! Яйца помочили – и на выход! Следующий, заходи! – орали дежурные сержанты.
И так – пока вся рота в пятьдесят человек не помоется. Все это занимало примерно полчаса.
У нас был один курсант, Щерба. Украинец. Мы на него особого внимания не обращали, пока не увидели в бане его чудо.
Он всегда мылся лицом к стене и как-то повернулся анфас.
Нашему взору открылась невероятная картина. У него член свисал до колен! Ну как у ослика. Помню, мы никак не могли наржаться, хотя в глубине души, естественно, завидовали. Нам казалось, это, наверное, очень круто – иметь такую елду. Это было очень забавно. Он не обращал на наши приколы внимания и мыл свое достоинство, как мыл бы свою третью ногу. Мы его спрашивали: а какая тебе подойдет женщина? Щерба брал его в руки и говорил:
– Когда придут ваши подруги вас навещать, могу одолжить половину.
Мы его прозвали Щерба Большой Хуй. Но это было длинно, осталось только Хуй. Он обижался и говорил, что у нас – сосиски, и баба такое даже во рту не почувствует.
В общем, посмотреть на чудо курсанта Щербы пытались все. О нем ходили легенды. Я придумал байку, что подруга Щербы сделала пластическую операцию и соединила вагину с двенадцатиперстной кишкой. Ему эти глупости мы не говорили. Он был славный.
После бани нам выдавали «хэбэ» и нижнее белье. На всех один размер. Я был опять самым маленьким, и мне ничего не подходило. Я понимал, что выгляжу как чмо в панаме. Если честно, то смешно выглядели все. У всех были большие панамы, которые стопорились на наших лопоухих ушах и соскальзывали с лысин во время ветра. Сержант нас ласково называл пиздой с ушами.
Фантазия меня заводила очень далеко, и как-то я эту пизду с ушами представил, и мне стало очень смешно. В строю. Я непроизвольно заулыбался. А в строю лыбиться – то же, что держать руки на яйцах или на жопе! Нам часто делали такие замечания, чтобы мы стояли как швабры, не шевелясь. И как только я улыбнулся, мне приказали закрыть ебальник. Тут я поймал себя на том, что знаменитое «я знаю, что ничего не знаю» у меня в мозгах перефразировалось и превратилось в «я понял, что ничего не понял». На всякий случай посмотрел на свою ширинку, она была застегнута, и я попросил «помощи зала». Ребята мне, неучу, черножопому армянину, любезно объяснили, что «ебальник» на русском означает «рот».
Огонь!
Серая армейская жизнь немного раскрасилась, когда начались учения. Мы учились на артиллеристов, и в один прекрасный день опять вскочили по тревоге. Это было привычным явлением. Но на этот раз мы знали, что это не очередной каприз комбата – он часто так делал, когда ему жена не давала. А тут мы были готовы, что сегодня нас поднимут по тревоге, погонят на плац, потом запихнут в грузовики и повезут наши лысые головы на вокзал. Мы в товарном вагоне поедем в Очамчири. Это было курортное место, но у нас там был учебный полигон.
Мы весь день бегали в противогазах. На солнце, по берегу моря. А в море зайти было нельзя. Как говорится, не положено.
Как-то раз кто-то из наших рискнул намочить ноги, так нас всех одели в ОЗК – это резиновый комбинезон, предназначенный для защиты от химического оружия, – и погнали по пляжу, на солнце. Потом – в болото. Типа, в море хотели? Вот вам море! У меня уже настолько притупилось сознание, что было совершенно все равно, что мне прикажут. Я тешил себя надеждой, что через год-полтора уволюсь и поеду к своей Вике. А кадровые офицеры останутся в этом говне. Будут стоять на солнце, отдавать приказы курсантам и самоутверждаться.
Интересно и страшно стало, когда мы пошли на стрельбище. Во-первых, стрелять из пушки – очень больно, могут лопнуть перепонки в ушах, если вовремя не откроешь ебальник. Как говорили, целку порвет. Ну, я уже знал, что «ебальник» означает «рот». В открытый рот забивались пыж и дым с песком, вот тогда он превращался в ебальник. В общем, вся романтика прошла после первого выстрела.
На учениях мы должны были попасть в конус, который в небе за собой тащит самолет. Был известный случай, когда курсанты попали в самолет, а не в конус. Надо быть просто дебилом, чтобы промахнуться на два километра. Но было такое. Слава богу, не при мне.
В нашем отделении был как бы армянский состав: я был, Аветис был, Ашот был, еще кто-то из наших был. В общем, мы учились стрелять из пушки. А комбат был патриотом своей Родины, а Родиной была для него только Россия. Он на нацменов смотрел, как на биомассу. Для него все были чурками, даже те курсанты, которые пришли в армию, как я, из вузов. Хотя они были грамотнее его и знали как минимум по три языка. Вообще чурками называли в основном ребят из Средней Азии. А иногда их же обзывали пиздоглазыми. Кавказцы же были черножопыми. Ну, я уже в бане заметил, что есть в этом доля правды, но не знал, что иметь жопу белую – преимущество. Во всяком случае, для комбата и многих русских офицеров и сержантов белая жопа была национальным достоянием.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
