Рун? – просяще промолвила Лала. – Не получилось что-то у бабушки Анты. Третье зельеце тоже пахнет травками. Ты уже мой герой, на такие подвиги ради меня пошёл. Не пей.
– Ох и подвиги, – улыбнулся Рун. – У таверн побудь, там таких героев много встретишь. Кто пьёт незнамо что, а потом рыгает, валясь под оградами. Я-то хоть не валяюсь. Давай третью, Лала. Проверим уж всё. Вдруг окажется, мой героизм был не зря.
Его уверенный тон не оставил ей выбора. Лала принесла ему последнюю плошку, прошептала слова заветные, подала с нерешительностью, глядя грустными глазками. Рун принюхался.
– Ну, это как-то даже приятно вроде пахнет, – отметил он, чуть приободрившись. Замолчал ненадолго, собираясь с духом. – Эх, была не была!
Он сделал несколько глотков. Замер, прислушиваясь к ощущениям. Лала взяла у него плошку, тоже застыла в напряжённом ожидании. Время шло, и ничего не происходило.
– Нет, – наконец озвучил Рун результат наблюдений за собой слегка разочарованно, выйдя из оцепенения. – Не подействовало. Вообще никак. Словно чаю попил просто. Ну или, как я говорил, оно сработало, а я и до него тебя любил.
Лала осторожно положила ладошку ему на плечо.
– На могущество нет и намёка, – тихо поведала она. – Может, Рун, это зелье не сразу срабатывает? Почему мы решили, что сразу? Вдруг проснёшься ты завтра, и глядь, любишь без памяти.
– Может и так, – Рун призадумался. – Нет, Лала. Тогда зачем три зелья? Баба Анта точно подразумевала, что сразу должно подействовать. Поэтому их три. Иначе бессмысленно бы это было. Одно бы приготовила.
– Наверное ты прав, – вынуждена была признать Лала.
– Ну и ладно, – философски пожал плечами Рун. – Не сработало и не сработало. Хотя бы проверили. Ито большое дело. Я думаю, не стоит тут оставаться. Мало ли. Вдруг охотники явятся какие. Или старообрядцы набегут, услышав про тебя от бабы Анты. Время до вечера ещё полно, сколько-то пройдём. Всё ближе к озеру окажемся. И там уж ты меня вознаградишь за все мои подвиги.
– Я тебя очень вознагражу, мой хороший, – серьёзно пообещала Лала.
– Ну вот, значит я даже выгадал, – порадовался Рун. – Сейчас немножко полечи меня своими объятьями, красавица моя. И пойдём.
Лала разулыбалась, сделала несколько шагов к столу, дабы поставить плошку, и вдруг остановилась в задумчивости. И затем вернулась обратно.
– Рун, – промолвила она робко.
– Что, дорогая невеста?
– Можно я по-своему попробую?
– Что попробуешь?
– Пробудить зелье. Я хочу добавить в него магии.
– Хочешь, чтобы я ещё раз испил? – немного озабоченно осведомился Рун.
Она кивнула с виноватым личиком.
– Ну, только если третью, – извиняющимся тоном проговорил он. – Лала, я первые две… я не вынесу этого ещё раз. Третью давай. Она как чай просто.
– Спасибо, жених мой ненаглядный, – с искренней теплотой и благодарностью посмотрела на него Лала. – Ты мой рыцарь настоящий.
– Рыцарь очень надеется на награды. На озере, – улыбнулся Рун.
– Будут, будут тебе награды, любимый, – заверила Лала озорно.
Она приподняла плошку, поставив на левую ладонь, опустила правый мизинчик в зелье. И вдруг стала очень сосредоточенной, а её мизинчик засветился синим светом.
– Дым да туман, стелись, стелись, всё что раньше, забыто, сердце забери, – произнесла она негромко с молитвенными интонациями, словно обращая просьбу к высшим силам.
По поверхности жидкости прошла неяркая синяя вспышка и угасла вместе с сиянием мизинца. Рун наблюдал за происходящим с неподдельным интересом. Лала подала ему зелье. Он понюхал оное с осторожностью, и поднял на неё удивлённые глаза:
– Не пахнет, Лала! Совсем. Запах исчез. Кажется сработало.
Лала наклонилась к плошке, тоже принюхалась.
– Ох, Рун, и правда!
Её голосок был переполнен изумлённым воодушевлением.
Рун решительно поднёс плошку ко рту, и стал пить. Один глоток, ещё один, ещё.
– Рун, побольше прими, побольше, пусть любовь посильнее будет, – в чрезвычайном волнении принялась увещевать его Лала. – Я тебя освобожу от действия зелья сразу как получу могущество.
Он быстро пил, пока не осушил плошку полностью. Бросил её сбоку у табурета, и застыл, прислушиваясь к себе. Лала тоже затаила дыхание, вся уйдя в ожидание. Наступила мёртвая тишина. Рун глубоко вздохнул. Затем ещё раз. На его физиономии постепенно отобразилась отрешённая растерянность. Зрачки заблестели, словно в них зажёгся огонь. Он медленно перевёл взгляд на Лалу, странно воззрившись на неё.
– Ну что, Рун? Подействовало? – полушёпотом спросила она с надеждой и капелькой страха.
– П… подействовало, – кивнул он, продолжая неотрывно всматриваться в неё.
– Правда?!
Выражение его лица несколько раз быстро сменилось, вдруг став то жалостливым, то напряжённым, то потерянным, то недоумённым.
– Лала, – проговорил он как-то очень тоскливо, с грустным сожалением. И снова несколько раз глубоко вздохнул, а затем вцепился обеими руками в край табуретки, да так крепко, что пальцы побелели. – Лала, тебе надо бежать. Нет, лететь. Тебе надо улететь вверх, чтобы я тебя не мог… достать. И я бы… на твоём месте не надеялся, что я… не буду смотреть тебе под юбку… Я буду, Лала. Буду. Неотрывно. Но тебе… всё равно надо лететь. Иначе твоя честь… сильно пострадает.
– Лала оторопело глядела на него, не шевелясь.
– Лала, – сказал он чуть не плача. – Лети пожалуйста. Чего ты стоишь? Улетай. У тебя времени… совсем немного.
Он задышал отрывисто, из глаз покатились слёзы.
– Рун, что с тобой? – бесконечно испуганным голоском спросила Лала.
– Улетай, кому говорят! – закричал он истошно.
Лала бросилась за дверь, он через секунду сорвался с места, кинувшись за ней. Далее очень долго снаружи можно было лицезреть странную исполненную драматизмом сцену. На крыше небольшой лесной избушки сидела до смерти напуганная фея, наблюдая, как внизу мечется пожирающий её глазами юноша, лицо которого искажено безумной всепоглощающей страстью.
***
Начало понемногу вечереть. Двое лежали без сил на траве около избушки, прижавшись друг к другу. Рун и Лала. Оба молчали. Лала улыбалась едва заметно, в её улыбке отражалось много чего – облегчение, радость, теплота, капелька счастья, чуточку грусти. Рун был задумчив и спокоен.
– Всё как в тумане из того, что произошло, – тихо поведал он. – Почти не помню ничего.
– Тебе повезло, что не помнишь, – тоже тихим голоском добродушно промолвила Лала. – Я долго этого не забуду теперь. И что ты делал. И что говорил.
– Я что-то говорил? – недоумённо поинтересовался Рун.
– О, ты был очень красноречив, – отозвалась Лала. – Я такого не ожидала от тебя.
– Даже красноречив? И что же я говорил?
– Я бы не хотела это повторять, Рун, – попросила Лала смущённо. – До сих пор краской покрываюсь, как вспомню.
– Даже так? – удивился Рун. – Что же я такого мог наговорить? Постыдное что ли?
– Ну, девицам подобное не
