Он ждал, стоя у старого сарая, и мысли его были чернее ночного неба. Психологическое напряжение нарастало и давило его, прижимало к земле, не давало ни мгновения передышки.
В памяти застряло избавление от трупа предыдущей жертвы. До того он принимал участие в отборе, но не имел дела с последствиями. Со всей этой кровавой бойней. А теперь он еще дальше шагнул за черту. Отнял чужую жизнь. Его мучила мысль об убийстве мужчины из фургона. Шон был крутым парнем, ему в прежние времена не раз приходилось драться, даже под суд попадал, но, уж конечно, не за убийства. Может быть, если пойти в полицию, он отделается «убийством по неосторожности». Если явиться прямо сейчас и рассказать все, что ему известно, можно поторговаться. Возможно, даже заручиться обещанием не выдвигать против него обвинения. Но тогда до него доберется Ремесло, найдут и убьют. Наверняка. Он знал, что кто-то из братьев служит в полиции, и в суде, и в тюрьме. Обязательно доберутся.
Серпенс понурил голову. Это кризис веры, вот что это такое. С каждым случается, думал он. В мутноватом лунном пятне возник Муска с белым пластиковым мешком в правой руке.
— Все в порядке? — спросил он и, входя, обхватил Серпенса за плечи. — Не волнуйся, уладим все в пол-часа. А потом отправимся прямо к Октансу[5]. Он сделает нам алиби. Скажет, что мы всю ночь играли в карты. Все будет хорошо.
Муска говорит: «Все будет хорошо». И Драко тоже. У них и так все хорошо. Хорошо жить с чистой совестью, без всяких там угрызений.
Сарай освещался парафиновым фонарем, стоявшим на перевернутом деревянном ящике в паре метров от фургона. Он отбрасывал желтый треугольник света на затянутые паутиной потолочные балки. Двое мужчин, проходя к машине, потревожили колонию летучих мышей. Муска засмеялся, указывая на мельтешащих тварей:
— Мерзкая живность. Жаль, пальнуть в них нечем.
Серпенс отодвинул дверцу «Фольксвагена». Включилась маленькая внутренняя лампочка, осветив покрытый мухами труп. Он собрался с духом:
— Что ты хочешь с ним сделать?
— Погоди. Надень-ка. — Муска подал ему пару тонких латексных перчаток. — Лучше переосторожничать, чем потом жалеть.
Серпенс неумело натянул перчатки.
— Ну а теперь смотри и учись, — сказал Муска.
Нашел в крошечной кухне корзину продуктов, бесплатное приложение от арендной компании, и усмехнулся: как раз то, что надо. Вытащил из шкафчика тарелки, нож, вилку, блюдце и тостер. Вскрыл банку фасоли из корзины, вывалил ее на сковородку и поставил на горелку. Сунул в тостер два ломтика хлеба и добыл из принесенного с собой мешка бутылку водки, откупорил и налил немного в рюмку.
— Почти готово, дружище, почти готово.
Серпенс словно завороженный следил, как Муска открывает шкафчик под плиткой и включает газ. Чиркнув спичкой, тот зажег горелку, снова выключил ее и самодовольно усмехнулся.
— Ну вот, подготовка закончена. — Он кивнул на труп. — Декорации расставлены. Наш парень остался один в фургоне после ссоры с подружкой. — Кивнул на бутылку. — Напился в стельку — естественная реакция после драматического окончания романтической поездки, а? — Указал на плитку. — Потом проголодался и решил приготовить что-нибудь поесть. — Взяв бутылку, Муска расплескал водку по помещению. — Увы, наш удрученный приятель по неловкости пролил спиртное. На себя. На пол. На плиту. — Муска вскинул руки. — Вуф! Взрыв. Он запаниковал. Упал и вырубился. В несколько секунд заполыхал фургон, загорелся сарай, и бедолага погиб. — Муска скривил губы уголками вниз, изображая печаль. — Таков трагический конец запретной любви.
Серпенс был не в том состоянии, чтобы отыскивать в плане слабые места.
— Значит, огонь уничтожит все улики?
— Именно. — Муска покачал пальцем. — Но нам придется кое-что предусмотреть. Прежде всего вольем полбутылки в мистера с разбитым сердцем. Потом устроим так, будто он упал. Ударим его обо что-нибудь головой — тем местом, по которому ты врезал. Тогда эксперты найдут повреждения, как они выражаются, «соответствующие падению», а не твоим стараниям. — Он ухмыльнулся. — И, наконец, обольем его остатками водочки, зажжем погребальный костер и сбежим.
Серпенс смотрел встревоженно, но согласно кивал.
Тело Тимберленда было тяжелым и неповоротливым. Когда его устраивали в сидячем положении, оно тошнотворно хрустело и хлюпало. Муска запрокинул покойнику голову, раздвинул губы и влил в глотку мертвецу водку. Серпенс сдержал рвоту.
— Лучше подержать его так минутку, — сказал Муска, — чтобы обратно не вылилось. — Он оставил Серпенса поддерживать труп, а сам включил газ, разогрел бобы и поджарил тосты. — Готово. Давай передвинем его к этому шкафу напротив плиты. Выдвинь нижний ящик. Пусть думают, что он споткнулся и ударился головой.
Серпенс резко выдвинул ящик и глубоко вздохнул. Вдвоем они перетащили труп. Тимберленд был меньше любого из них, но стал дряблым, как тряпичная кукла, а весил тонну. Муска подхватил его под мышки, запрокинул назад и ударил затылком об угол ящика, отпустил тело и остановился полюбоваться своей работой. Немного водки вылилось изо рта Тимберленда на рубашку и на пол. В остальном все было безупречно.
— Последний штрих. Ты готов?
— Вроде бы.
Муска вылил остатки водки на голову и грудь мертвеца. Бросил пустую бутылку рядом с рукой. Выключил огонь под бобами и снова вывернул горелку на полную мощность.
Покосился на Серпенса, достал из мешка еще одну бутылку и отвернул колпачок. Полил труп и горелку, после чего кивнул на дверь:
— Лучше вылезти заранее.
Они вышли из фургона в холодный амбар, в желтый парафиновый свет. Серпенс смотрел, как Муска разливает остатки водки по полу фургона и прячет опустевшую бутыль в мешок.
— Три, два, один… — Он Чиркнул спичкой. Дал разгореться и бросил на пол рядом с трупом. — Бежим!
Они, как испуганные ребятишки, выскочили из сарая на поле. Из безопасной темноты смотрели, как разгорается пожар. Старая постройка трещала в огне. Внезапно раздался глухой взрыв. Взорвался бензобак.
Перекрытия сарая провалились внутрь. Над рыжим пламенем взметнулся к небу визг летучих мышей.
63
Воскресенье, 20 июня
Кейтлин слышала о женщинах, которых похитители держали в плену годами, заперев в погребе, а то и в деревянной клетке. Ей рассказывал об этих ужасах Эрик. Так он учил ее осторожности — напоминал, чтобы не рисковала зря. Не пошедший в прок урок леденил ей кровь. Может, кто-то и до нее мучился в каменных стенах, где можно кричать, пока не лопнут легкие, и никто тебя не услышит.
Снова вспомнились предупреждения Эрика. Ужасы, которые он описывал ради ее же блага. Про девочку-подростка Дэниель Крамер, которую год прятали в чулане под лестницей. Про Нину фон Галлвиц, которую продержали 149 дней, пока родители не выкупили ее за полмиллиона немецких марок. Про Фуко Сано из Японии, которая томилась взаперти десять лет. Целое десятилетие.
