руль, будто сросся с ним. Приближался мостик, обозначенный по краям белыми кольями. Водитель весь подался вперед. «Ну… еще немного… еще…» Когда до вершины оставалось несколько метров, двигатель вдруг громко «стрельнул» и заглох. Фарид с силой нажал на тормоз. Но… машина начала медленно скользить вниз. Ниязматов уперся спиной в сиденье, изо всей силы нажимая на педаль тормоза.
Неожиданно задние колеса выскочили из колеи, и машина заскользила к обрыву.
— Ручной тормоз! — крикнул командир взвода и, выскочив из кабины, рывком снял шинель, бросил ее под задние колеса. Потом увидел на обочине крупный увесистый скальный обломок, схватил его и тоже бросил под правое заднее колесо. Машина вдавила его и несколько сантиметров проволокла по дороге.
Ниязматов видел, что делал офицер. Но также видел, что автомобиль продолжал скользить к пропасти. Еще немного и он свалится в нее. Надо прыгать. Иначе… Фарид мотнул головой, стараясь отогнать предательскую мысль. Он еще раз отчаянно потянул рычаг ручного тормоза. И вдруг почувствовал, что машина замерла. Кузов ее висел над обрывом…
Холодный пот скатывался со лба, попадал в глаза Ниязматову. Все тело ныло. Ломило пальцы рук. Сердце, казалось вот-вот выпрыгнет из груди.
— Держитесь, все будет в порядке, — ободрял Ильинов. — Ручной и ножной тормоза выдержат. И помощь не за горами.
Старший машины все подтаскивал и подтаскивал скальные обломки и подкладывал их под колеса.
На какой-то миг в памяти Ниязматова всплыл случай на заводе. Тогда они с приятелем собирали силосный комбайн. Увлекшись работой, не заметили, как стальная коробка бункера, весившая около двухсот килограммов, соскользнула со станины и медленно стала съезжать вниз. А там, не подозревая об опасности, работал Лев Рец. Фарид, не раздумывая, бросился к бункеру. Упершись руками и ногами в корпус комбайна, он принял всю тяжесть стальной коробки на свои плечи. И так он держал бункер до тех пор, пока не подоспела помощь. Около месяца после этого он не мог ни согнуться, ни разогнуться — болела спина.
«Вот тогда действительно было тяжело, а сейчас что?! — мысленно успокаивал себя Ниязматов. — Выдержу. Лишь бы тормоза не сдали».
Солдату казалось, что он сидит очень долго. Внезапно до его слуха донесся звук работающего двигателя. Фарид скорее почувствовал его, чем услышал. И через минуту в окошке левой дверцы показалось лицо рядового Курмакова.
— Держись, друг! — бросил Валерий.
Сказал и вновь исчез. Но каким приятным и знакомым показалось теперь Ниязматову это простое слово «друг». Налетевший холодный ветер через окошко дверцы обдал его лицо сотнями мелких брызг. А он и не заметил этого. Сердце его заполняла теплая и нежная волна. Как-то сразу потянуло к этому прямому и честному парню, Валерию Курмакову.
Позже, когда машину отбуксировали, Фарид так и упал грудью на руль. Только тогда он понял, какой опасности подвергался…
Старший лейтенант Трифонов пришел в роту на второй час занятий. Сразу же поспешил в третий взвод. В классе все было по-старому, и, вместе с тем, Николай Николаевич уловил какую-то особенность. Что-то было не так. Слишком старательно и заинтересованно работали радиотелеграфисты.
«Чем же мог лейтенант Толстов увлечь людей», — подумал командир роты. И здесь он увидел кабель, отходящий от пульта управления к соседнему классу, где занимались подчиненные старшего лейтенанта Александра Королькова. «Неужели молодой офицер скоммутировал оба пульта и организовал попарные тренировки связистов?» — возникло у Трифонова предположение.
Во втором взводе командир роты увидал ту же увлеченность радиотелеграфистов работой. У каждого был аппаратный журнал, «нагрузка» в виде шести-семи радиограмм. И частоты — запасные и резервные.
— Вот график попарной работы, — лейтенант Толстов показал аккуратно расчерченную схему. — А это радиосигналы каждому на смену радиоволн. Кроме того, я ввожу поочередно в каждое «радионаправление» помехи, вынуждая обучаемых переходить на запасные частоты…
Трифонов смотрел на командира третьего взвода и будто видел его впервые. Держался он уверенно, докладывал четко и грамотно. Его волнение выдавали разве что пунцовые щеки, которые обычно были матовой белизны.
— Спасибо, Алексей Яковлевич, я все понял. — Трифонов впервые назвал командира по имени-отчеству. — Сами догадались или кто подсказал?
— Ильинов помог, — смутился офицер.
— Сам или вы попросили?
— Само собой получилось. Готовился я к занятиям, конспект составлял. Он посмотрел мои записи и говорит: «Пойдем ко мне во взвод, посмотришь, как надо организовывать попарные тренировки». Вот я и сходил…
— Молодцом! Спасибо! — похвалил Трифонов.
Щеки Толстова еще больше налились красной краской. Он хотел сказать командиру роты: «Не стоит!», но промолчал. В его сознании вдруг промелькнуло, что, может, эта благодарность относится и не к нему. Может, это Ильинова хвалил ротный.
Старший лейтенант Корольков возвращался из Ташкента на попутной машине. На четырнадцатичасовой автобус он не успел. Долго искал квартиру полковника Иванова, потом увлекся разговором с ним. За какой-то час беседы Корольков узнал очень многое. Иванов, оказывается, принимал участие в формировании их части и командовал ею несколько лет. Потом с первого и до последнего дня шагал по огненным фронтовым дорогам, награжден многими орденами и медалями. А сколько у него фотоснимков! И за каждым из них — интересный эпизод.
Иванов с готовностью согласился приехать в свою родную, как он выразился, часть.
Корольков зашел и в контору кинопроката, взял документальную киноленту «Паранджа». А когда уже ехал на автостанцию, увидел на одном из красивых зданий надпись «Центральный универмаг». Подумав немного, сошел с трамвая, направился в магазин.
После вчерашней ссоры с женой он чувствовал себя плохо. Болела голова. Наверное, от бессонницы. Ему казалось, что он и теперь слышит возбужденный до предела голос Тани: «Уйду я от тебя, Саша, уйду!»
А ведь началась их беседа мирно. Александр пришел после разговора с командиром роты с твердым намерением уладить, наконец, семейный конфликт. И хоть где-то в его сердце еще сидел червь сомнения, ежеминутно вызывавший ревность и обиду, Корольков решил усилием воли подавить это чувство, вести себя с женой так, будто ничего у них не произошло.
— Таня! А меня на партсобрании раскритиковали, — прямо с порога крикнул он.
Жена не ответила. Громко работал телевизор, и она могла не расслышать, что он пришел. Но Александра это покоробило.
— Я с тобой говорю, а ты не отвечаешь, — сказал он и смутился. Голос его был грубым и раздражительным.
— Фильм интересный. Заслушалась. — Таня выключила телевизор. — Есть будешь?
— Зачем спрашиваешь?! Не в ресторане же был, а на партсобрании, — непроизвольно вылетело у него.
Таня, ни слова не сказав, ушла на кухню. А вскоре он услышал, как что-то в кухне со звоном упало на пол.
Корольков поспешил туда и увидел на полу разбитую тарелку.
— Какая
