столетие), людям в России опять нужна была великая цель, чтобы оправдать страдания, на которые обрекло их это вторичное крушение. Должны же они были понять, во имя чего страдают. Нужна была цель, гарантирующая им, что на их веку и на веку их детей и внуков не рухнет страна — в ТРЕТИЙ РАЗ! Вот об этой-то цели и не позаботились реформаторы. Оправдание реформ свелось к развенчанию прошлого.
Между тем еще за полтора столетия до них сформулировал цель освободительной революции Петр Яковлевич Чаадаев. «Россия, — сказал он, — должна присоединиться к человечеству». И пояснил: «Скоро мы душой и телом будем вовлечены в мировой поток и, наверное, нам нельзя будет оставаться в нашем одиночестве. Это ставит нашу судьбу в зависимость от судеб европейского сообщества. Поэтому чем больше мы будем стараться слиться с ним, тем лучше для нас». И пока не поймем мы этого, — завещал он нам, по сути, — одиночество, отдельность от родственного нам сообщества так и будет вести Россию от развала к развалу.
А. Н. Илларионов
Избавиться от векового одиночества, чреватого развалом страны, поистине великая, согласитесь, и доступная каждому цель. Все ведь, кажется, перепробовала уже Россия-и белое православное одиночество, и красное безбожное-не помогло, развалилась. И каждый из этих развалов принес ей безмерные страдания, ставил на грань самоуничтожения. Переживет ли она третий развал? Гарантию от него мог дать лишь чаадаевский выбор. Во всяком случае, никто никакой другой гарантии не предложил. Вот это и должно было стать центральной темой идеологии реформ.
Реформаторы 1991 года, в основном — экономисты, Чаадаева не знали. Но правоту его чувствовали интуитивно. Потому и все, что составляло суть гайдаровских реформ: ликвидация Госплана, освобождение цен, указ о свободной торговле, конвертация валюты, отмена государственной монополии внешней торговли-шло именно в указанном им русле
«присоединения к человечеству». И в чем бы ни преуспели впоследствии реваншисты, ЭТОГО никакие позднейшие политические пертурбации отнять у России не смогли.
Понятно, почему для вечных борцов за одиночество России, национал-патриотов, реваншистов, гайдаровские реформы заслуживают анафемы. Они заклеймили их «грабительскими». И сумели убедить в этом население, как и вообще добились многого: политически постсоветская Россия действительно шла в направлении, противоположном чаадаевскому, — навстречу третьему развалу. Это, конечно же, требует объяснения.
Я попытался объяснить этот откат историческим опытом еще во вводной главе «Фатален ли для России Путин?»: В конце концов, говорил я, ВСЕ освободительные революции в великих державах, начиная с Английской 1640 года и Французской 1789-го — Китайская 1911-го, Японская 1912-го, Германская 1918-го, — прежде чем победить, прошли фазу отката и диктатуры, затягивавшуюся порою на десятилетия (восточноевропейские «бархатные» революции-особый случай). Так почему, собственно, должна была стать исключением Российская революция? Естественно, не миновала и ее эта кромвелевско-бонапартистская фаза. Никакой аномалии, короче. Пока что мое объяснение никто всерьез не оспорил, хотя глава эта и была опубликована в «Новой газете».
А нельзя ли попроще?
Потому и поразило меня своей ошеломляющей простотой объяснение имперского отката, предложенное Андреем Николаевичем Илларионовым, либеральным экономистом, которого я всегда считал своим единомышленником. И правда ведь, ничего не может быть проще его объяснения: ГАЙДАР ВИНОВАТ. Предал, негодяй, революцию. Вот, пожалуйста: «Ошибки Гайдара привели к… дискредитации либерального и демократического движения в нашей стране, в конечном счете — к появлению и закреплению нынешнего политического режима».
Слов нет, в той ситуации хаоса и цейтнота, в которой Гайдар возглавил экономический блок правительства в ноябре 1991-го, и впрямь не столько о реформах следовало думать, сколько буквально о спасении страны, в первую очередь — о спасении ее от голода. В такой форсированной ситуации не могла не быть наделана куча текущих ошибок. О них говорили многие, и сам Гайдар говорил. Но не о них ведь толкует Илларионов, не о текущих ошибках. В отличие, допустим, от авторитетного экономиста Бориса Львина, тоже критиковавшего гайдаровские реформы, толкует он о том, что НИЧЕГО, кроме ошибок, Гайдар не сделал…
И о том, конечно, что никакой угрозы голода и гражданской войны не было, толкует Илларионов. И о том, что реформы Гайдара были «грабительскими», одним словом, демонизирует Гайдара-не хуже какого-нибудь Глазьева. По сути, вся публикация Илларионова в двух номерах Континента (145 и 146 за 2010 год) есть не более чем серия «разоблачений» Гайдара. И разве совпадение этих «разоблачений» с реваншистскими, с глазьевскими не говорит само за себя?
И уж вовсе этически недопустимо инсинуировать, что корни «предательства» Гайдара уходят в семейную генеалогию, в наследственную моральную нечистоплотность? Как хотите, но такие инсинуации требуют сатисфакции. Не знаю, кто после смерти Гайдара должен ее потребовать — и от автора, и от журнала. Но кто-то должен. Тем более что сам Илларионов объясняет свою позицию «начатой после смерти Гайдара некоторыми из его «друзей и коллег» назойливой и иногда не очень приличной кампанией по мифологизации Гайдара… агрессивно навязывавшей всему российскому обществу культ личности Гайдара как "спасителя страны от голода, гражданской войны и распада"».
Не знаю, как вы, читатель, но я о культе личности Гайдара не слыхал. Скорее, услышишь, пожалуй, ругань в адрес «разорителя». И поэтому понял из этой странной для меня тирады лишь три вещи. Во-первых, что потребовать сатисфакции от Илларионова есть кому. Во-вторых, что представления его об угрожавших в начале 1990-х России голоде и гражданской войне, мягко говоря, любительские. И, в-третьих, главное, что бросил он перчатку всему, что я думаю и пишу. И у меня нет другого выхода, кроме как ее поднять.
Видит бог, не хотел я этого: не нужен нам еще один раскол в либеральном сообществе в такую тревожную минуту, в разгар отката. И без того дышит оно на ладан. Но после публикации в Континенте мой бывший единомышленник А. Н. Илларионов, именно это время и выбравший для нового раскола, — больше не союзник, неприятель.
Мои источники
Вот на что намерен я опираться в своей отповеди. Во-первых, на автобиографическую книгу, которую, как уже знает читатель, подарил мне покойный Отто Лацис, суждению которого доверяю я абсолютно. Тимур Аркадьевич Гайдар, которого, это правда, носило по свету в качестве спецкора Правды, был ближайшим другом и соратником Лациса. На протяжении многих лет (Егора он помнил еще «улыбчивым мальчиком»). И всю жизнь уважал Лацис Тимура за исключительную
мои источники
порядочность, за-не знаю, как сказать по-русски — шога1 Ые^гйу, доходящую порою до неразумия. Один эпизод скажет все. С трудом отговорили они с Леном Карпинским Тимура от того, чтобы покончить с собой
