— Он получил анонимное письмо. — На губах Марины впервые за всё время появляется не улыбка, а скорее ухмылка. — Кто-то сообщил в письме, что встретил девушку по имени Дарья Верес и узнал, что она дочь наместника.
— Вот как?
— Да. А ещё этот кто-то написал, что о происхождении Дарьи Верес узнали преступники, похищающие девушек для Дома утех. О том, что он, аноним, не сможет дать Дарье достойную жизнь. И что хуже всего, не сможет обеспечить её безопасность. Поэтому он дал девушке документы, которые подтвердят родство, и отправил её в столицу в надежде, что о ней позаботится отец.
Я с тихим вздохом закрываю лицо ладонями.
И с чего я вдруг решила, что Рисай отпустит меня и тотчас забудет о моём существовании?
— И что этот аноним потребовал в благодарность за столь важное сообщение? — Мне отчего-то начинает казаться, что у Рисая вполне хватило бы наглости потребовать отменить изгнание. Может, в этом и заключался его новый план?
— Ничего, — разводит руками Марина. — Он ничего не потребовал.
— Вот как? — Я повторяю фразу во второй раз и растерянно моргаю.
— Ты ведь знаешь, кто отправил это анонимное письмо, не так ли? — спрашивает она прямо в лоб.
Невероятным усилием воли заставляю себя держать под контролем эмоции, хлынувшие на меня бурным потоком и закружившие в водовороте. До головокружения. До подступившей к горлу тошноты…
— Я догадываюсь. Но, пожалуйста, Марина, не заставляй меня говорить. Если тот человек не назвал своё имя, значит, не назову его и я. — Молчу некоторое время и лишь качаю головой. — К тому же, думаю, у наместника вполне достаточно полномочий и возможностей узнать имя отправителя без моей помощи.
Моя мачеха хмыкает, кривя губы.
— Дарья. Ты жила в Призоне. И Рисай был отправлен туда в изгнание. — При упоминании имени моего двуликого выдержка даёт сбой, и я неожиданно для себя вздрагиваю. А Марина продолжает: — Если даже я поняла это… Думаю, чтобы сложить два и два, особые полномочия и возможности твоему отцу не понадобятся.
— Но он ведь…
Под тяжёлым взглядом Марины я замолкаю. Меня словно что-то заставляет обернуться и посмотреть на дверь.
Там я вижу мужчину. Он в нерешительности останавливается на пороге и смотрит в мою сторону, не отрывая взгляда.
Дикая паника накрывает окончательно.
Не знаю, как мне удаётся не грохнуться в обморок прямиком под стол.
Наверное, из-за Марины.
Она касается моей руки и легонько её пожимает. Затем встаёт из-за стола и с радостной улыбкой бросается к наместнику.
Повиснув на шее мужа, она целует его в губы и говорит тихо, но ровно настолько, что я слышу каждое слово:
— У тебя такая славная дочь, Эл. Я рада, что она всё-таки нашлась. — Марина отпускает наместника из кольца объятий и добавляет уже в полный голос: — Вам двоим нужно о многом поговорить. Не буду мешать.
— Спасибо, милая, — чуть хрипловато произносит наместник. Я чувствую в его голосе легкое волнение. И ещё отмечаю, что он немного похож на голос Рисая. — Ты позвони пока Рою. Он послезавтра отправляется с важным поручением на Тариону и до отъезда хотел поговорить с тобой.
Краем глаза я замечаю, как при упоминании таинственного Роя щёки Марины слегка розовеют. Она, чуть заметно улыбаясь, кивает и по-тихому исчезает из столовой.
А наместник всё так же смотрит на меня. Как будто не знает, как ему реагировать. И от его взгляда мне становится немного не по себе.
— Здравствуй, отец, — выпаливаю я первое, что приходит на ум и на язык.
Встаю осторожно, чтобы подойти.
Но наместник внезапно срывается с места, подскакивает ко мне и чуть неловко обнимает обеими руками.
— Ты так похожа на свою мать…
Глава 19. Плохое предчувствиеМесяц спустя
Рисай
Когда Дарья улетела, я был уверен, что она ненавидит и очень скоро забудет меня. Что никогда не простит за обман.
Первые двое суток я просто сходил с ума. Накручивал себя. И столько всего передумал…
О ней. О себе. О нас.
На третьи сутки, когда я готов был или взвыть от бессильной тоски по своей паре, или плюнуть на всё и позвонить Дарье, мой галаком неожиданно ожил.
Я схватил его так резко, что едва не уронил и не разбил об пол.
За прошедшие трое суток это было первое сообщение от Дарьи.
И пусть я тогда так и не смог написать то, что хотел больше всего, сердце всё равно заполнила радость…
С того вечера прошёл месяц.
И в течение этого месяца каждый раз перед сном всё происходит так же, как в тот первый вечер. Мы пишем друг другу короткие сообщения.
Мой галаком теперь всегда лежит рядом. И каждый раз, как только Призон погружается в темноту позднего вечера, я начинаю ждать знакомый звук входящего сообщения.
Сегодня его нет дольше обычного, и это меня беспокоит.
— Я знаю, с ней всё в порядке, — успокаиваю я сам себя. — С Элроем она в безопасности.
Словно в подтверждение моих слов галаком отзывается тихим жужжанием. Хватаю его со стола почти так же стремительно, как в первый раз. Касаюсь пальцем виртуального конверта и разворачиваю коротенькое письмо, написанное Дарьей.
«У меня всё хорошо. Здесь я ни в чём нуждаюсь. И всё же скучаю по Призону. И виду из твоего окна… Пожелай мне спокойной ночи».
Улыбка медленно расползается по моим губам.
Понимаю, что чувствует Дарья. Потому что сам испытываю такие же чувства.
Я познал вкус власти.
Я распоряжался чужими жизнями, как будто они принадлежали мне.
И даже сейчас, находясь в изгнании, я могу позволить себе многое. Большой дом, слугу-управляющего, личный аэромобиль. Могу позволить себе купить Куклу за шестьсот тысяч галаксов…
Но ночью, лёжа в холодной постели, я не могу протянуть руку и ощутить тепло той, кого люблю.
Наверное, если бы кто-то увидел меня сейчас со стороны, сказал бы, что я выгляжу глупо.
Мне впервые на это откровенно плевать.
На автомате набираю ответ: «Спокойной ночи, моя куколка…»
Наша переписка — это своего рода игра, которую придумала для нас Дарья. По условиям этой игры я не должен писать и звонить первым. Всё что могу, лишь смиренно ждать, когда это сделает она.
И ещё мы никогда не говорим об Элрое.
Такая игра мне совсем не нравится. Но я предпочитаю её полному молчанию. Лишь потому безропотно принимаю установленные Дарьей правила.
В конце своего сообщения Дарья всегда просит пожелать ей доброй ночи. А я словно какой-то зелёный юнец так и не нахожу в себе сил открыться ей в своих чувствах…
