тайком, хранила альбом в тайне, словно в этом было что-то постыдное. Она и сама не могла объяснить, почему так боится, что кто-нибудь узнает о ее секрете.
А теперь, возможно, она умрет. Так и не защитив докторскую, не признавшись в своих чувствах любимому человеку и не побывав толком на дне рождении сына.
Насколько Максиму повезло с отцом, настолько не повезло с матерью.
Женя опустила глаза и с трудом подавила желание вновь прощупать грудь. Погасила свет и легла в постель, завернулась с головой в одеяло, прижала к себе фиолетового ежика.
Все будет хорошо.
Ничего не будет хорошо.
Это ей наказание за то, что бросила сына. Неважно, была она готова к нему или нет. Да, Клим спас ее: она бы никогда не простила себе аборт. Но потом у нее были тысяча и один шанс дать Максу хоть что-то. Она проигнорировала все.
Женя закрыла глаза.
И рухнула в омут воспоминаний, даже не пытаясь бороться с волной, что поглотила ее.
У Клима ночное дежурство. Она забирает пятилетнего Макса из детского сада и ведет домой. Она устала, еще нужно что-то приготовить на ужин, а потом доделать тезисы и послать их организатором конференции, дедлайн — завтра. На кафедре бардак. Какие-то внутренние разборки, и непонятно, почему она обязательно должна иметь к этому отношение. Деканат снова пытается навязать кураторство у первого курса и не забывает напоминать, что у нее учебная программа на следующий год не сдана. Один из студентов-дипломников никак не может сдать ей черновик своей работы. На что он рассчитывает? И когда она потом будет его вычитывать? Завтра семинар у пятьдесят третьей группы. С ними всегда тяжело. Это с пятьдесят пятой она отдыхает. Там можно и от темы отойти и что-то интересное рассказать, большинство готовится и материал будет усвоен. А вот тридцать вторая отстает на две темы...
Дома лежит книга по шаманизму. Ограниченный тираж. Сколько труда стоило ее добыть, а теперь никак не получается выкроить время и дочитать. Ах, почему ей не двадцать, тогда ее ночные бдения проходили бесследно.
Максим то и дело останавливается, а то и вовсе норовит уйти не туда или залезть в очередную лужу. Женя злится на него: ну почему он такой непослушный, она всегда ходила за отцом шаг в шаг! И на Клима злится — разбаловал!
После дождя на улице сыро и холодно. Хочется поскорее попасть домой и перевести дух. А вокруг собаки, лужи и машины и, кажется, сын поставил себе целью собрать все препятствия на их пути.
— Максим! — гаркает она и ненавидит себя в этот момент. — Дома встанешь в угол!
Максим смотрит на нее ее же глазами.
У Жени дыхание перехватывает.
— В угол, — потворяет она. — Либо иди спокойно.
Дома она включает ему телевизор. Ей нужно чуть-чуть тишины и покоя. Одиночества, потому что в нем безопасно. Нужно успокоиться. Передохнуть и поработать. Завтра две лекции. Голос снова сипит. Надо опять пить таблетки. Как не хочется на кафедру… Дожить до лета и уехать в очередную глухую деревню. Чудесный план.
Она варит лапшу-спиральки и открывает банку тушенки. Мясо с шипением опускается на раскаленную сковороду. Моет огурец и режет его на тонкие кружочки. Максу нужны витамины.
— Макс, мой руки, иди есть, — зовет Женя.
Едят они в тишине. Наверное, нужно с ним о чем-то поговорить, Клим всегда говорит с ним, когда приводит из сада, но у Жени нет сил придумывать темы и нет желания слушать.
— У тебя все хорошо? — спрашивает она, с раздражением глядя, как он ковыряется вилкой в макаронах и выбирает из них мясо, чтобы отложить его к краю тарелки. К огурцу, который тоже не собирается есть.
— Да, — отвечает Максим.
Вот и пообщались.
Тезисы выходят корявые и никак не желают укладываться в разрешенное количество знаков. Макс что-то сует ей под руку. Женя переводит взгляд. Рисунок. Она, Клим, сам Максим и их кот. Кот… Кто-нибудь чистил лоток? Она так и не поняла, зачем Клим притащил это недоразумение в их дом. Сказал: ребенку полезно… Глупость.
— Здорово, — говорит Женя и забирает рисунок. — Ты молодец, иди еще поиграй. Мне надо поработать.
Макс уходит расстроенным. Надо пойти и успокоить. У Жени глаза слипаются. Тезисы нужно доделать до того, как она окончательно перестанет понимать, что читает и пишет.
— Ты почитаешь мне? — спрашивает Максим, когда она приходит сообщить, что пора спать.
Женя бросает взгляд на книгу. Золотой фонд сказок.
— Одну, — вздыхает Женя. — Иди умывайся и не забудь почистить зубы.
— А когда папа придет?
— Завтра.
Максим послушно уходит. Женя оглядывает комнату сына. Игрушки разбросаны. Как Климу не скучно каждый вечер строить железную дорогу и в тысячный раз играть в каких-то роботов... Вместо верхнего света включен ночник: сын не дотянулся до выключателя. Кажется, он звал ее…
Максим возвращается, Женя выбирает самую короткую сказку и старается расправиться с ней как можно быстрее. Откладывает книгу.
— Все, — говорит она. — Теперь спи.
— Я боюсь темноты, посиди со мной.
— Я оставлю тебе ночник.
— Когда папа придет?
— Ты уже спрашивал. Завтра.
— Мама, ты меня любишь?
Что-то обрывается внутри.
Любит ли? Да, любит. Это пришло не сразу. Намного позже того момента, как она впервые взяла его на руки. Но пришло. И сделало все слишком сложным.
— Да, — отвечает она, и наклоняется, чтобы поцеловать его лоб. От волос Макса пахнет чем-то очень детским и почему-то песком. Наверное, нужно было помыть ему голову. — Да, — повторяет Женя. — Я тебя люблю. А теперь спи.
И выходит из комнаты.
Тезисы она отправляет во втором часу ночи.
***
Утром Женя проснулась раньше будильника, заботливо припрятала в нижний ящик стола ежика, что всю ночь прижимала к груди, и пошла умываться и готовить завтрак. Клим присоединился к ней минут через десять. Наверное, его разбудило бренчание чашек.
— Напоишь кофе? — спросил он.
Она кивнула. Молча приготовила все и поставила перед ним кружку. Ощущения были странными. Словно вчера разразилась буря, а сегодня она проснулась и обнаружила вокруг себя руины.
— Я у себя попью, — сказала она.
— Жень…
Она тряхнула головой.
— Молчи. Не хочу об этом. У меня сегодня лекция и семинар, и я должна быть спокойна, так что
