Вальсамон «знает, что никакого религиозного преемства между язычеством и христианством не существует и никогда языческий жрец не будет уподоблен христианскому епископу лишь благодаря простому созвучию титулов. Но император-архиерей не просто один из христианских императоров, он звено в цепи тех царей, которые от Мелхиседека до Давида, от Давида до Августа и от Августа до Константина исполнили, сознательно или бессознательно, свою миссию в домостроительстве нашего спасения … и нет ничего нелепого в том, чтобы использовать для оправдания этой миссии в качестве аргумента титул императора Клавдия, особенно если он встречается на страницах «Иудейских древностей» Иосифа Флавия, книги истины, где он упоминается в связи с римской политикой в отношении иудеев»[278]. К сожалению, Дагрон запамятовал, что у Вальсамона речь идет о Клавдии, а не о Тите, что, конечно, не снижает ценность его критического замечания.
В какой же степени интерпретация, данная Вальсамоном древнеримскому императорскому титулу и осмысленная им в контексте литургических функций византийского василевса, была адекватна исторической реальности? Критический разбор схолий Вальсамона на Номоканон XIV титулов позволяет сделать вывод о том, что византийский канонист, как и его предшественники, не знал латинского языка и цитировал конституции из Кодекса Юстиниана по греческому переложению, сделанному в конце VI в. юристами Талелеем и Анатолием, и вошедшему в первой четверти VII в. в Collectio Tripartita, а в последней четверти IX в. в окончательную редакцию Василик. Следовательно, закономерен вывод о том, что Вальсамон мог черпать сведения о тех или иных реалиях древнеримской истории исключительно из произведений древнегреческой историографии, достаточно популярных в Византийском образованном обществе со времен Фотия и Константина Багрянородного. Разумеется, к числу наиболее популярных в Византии представителей древнегреческой историографии римского периода относились Полибий, Плутарх, Аппиан и Дион Кассий, однако, по-видимому, не их труды, а труды именно Иосифа Флавия – эллинизированного иудея – были наряду с трудами Евсевия под рукой у церковного иерарха, каковым являлся Вальсамон в период его работы над схолиями.
Между тем именно недоступная Вальсамону древнеримская историческая литература, написанная на латинском языке, содержит тот необходимый материал, который позволяет составить представление о характере восприятия принцепсами титула верховного понтифика. В частности, Тит Ливий в знаменитом экскурсе, посвященном инспекции разваливавшегося от времени храма Юпитера Феретрия, проведенной Октавианом Августом, называет Августа «templorum omnium conditorem aut restitutorem» (основателем и восстановителем всех храмов). По сообщению Ливия, в ходе специальной инспекции, имевшей место в 29 г. до Р. Х., Август произвел освидетельствование льняного нагрудника, принадлежавшего Авлу Корнелию Коссу – легендарному победителю вейского царька Толумния, который вслед за первым римским царем Ромулом принес в дар Юпитеру spolia opima «тучные доспехи» поверженного врага.
«Следуя всем предшествующим мне писателям, я написал было, что Авл Корнелий Косс принес вторые полководческие доспехи в храм Юпитера Подателя, будучи военным трибуном. Однако, не говоря о том, что под «тучными» мы разумеем доспехи, снятые с вождя вождем, а вождя мы знаем только того, под чьим началом ведется война, главное, ведь и надпись, сделанная на доспехах, показывает в опровержение наших слов, что Косс добыл их, будучи консулом. Когда я услышал от Августа Цезаря, основателя или восстановителя всех храмов, что, он, войдя в храм Юпитера Феретрия, который разваливался от ветхости и был потом им восстановлен, сам прочитал это на льняном нагруднике, то я почел почти что за святотатство скрывать, что Цезарь, тот, кому обязаны мы самим храмом, освидетельствовал эти доспехи Косса. В чем тут ошибка и почему в столь древних летописях и в списке должностных лиц, хранящемся в храме Монеты в виде полотняных книг, свидетельства откуда беспрестанно приводит Макр Лициний, Авл Корнелий Косс числится консулом десятью годами позднее, вместе с Титом Квинкцием Пунийцем, – это общий предмет размышленья для всех. Добавим только, что и столь славная битва не может быть отнесена к тому году, ибо около трех лет до и после консульств Авла Корнелия Косса прошли без войны, но зато была чума и такой голод, что некоторые летописи, словно скорбные списки, содержат лишь имена консулов. Третий год, прошедший от консульства Косса, застает его трибуном с консульской властью, тот же год – начальником конницы, в должности которого провел он другое замечательное конное сражение. Тут можно строить догадки, но, я думаю, понапрасну: ведь откажешься от любых предположений, если человек, решивший судьбу сражения, возлагая только что снятые доспехи к священному престолу и обращаясь чуть не прямо к Юпитеру, кому они и были обещаны, и к Ромулу (свидетелям, от которых не скрыть присвоенного обманом), подписался консулом Авлом Корнелием Косом»[279].
Данный сюжет, связанный с «тучными доспехами», представляется весьма показательным для характеристики как лично Октавиана, так и основанной им системы принципата. Как полагал сэр Рональд Сайм, описанная Ливием инспекция понадобилась Августу для того, чтобы обосновать отказ в предоставлении триумфа, полагавшегося дарителю «тучных доспехов» Марку Лицинию Крассу – проконсулу Македонии, внуку прославленного триумвира, который разгромил бастарнов и умертвил их вождя – Дельдона. Результаты инспекции, сообщенные Октавианом Ливию, говорили о том, что надпись на нагруднике Косса именует последнего консулом, в то время как сам Ливий, основываясь на древних консульских фастах, пришел к выводу о том, что Косс являлся на момент принесения доспехов в храм Юпитера военным трибуном. Мы можем утверждать, что победитель при Акции пошел на сознательный подлог, сообщив Ливию ложные сведения о консульской должности Коса, якобы содержавшиеся в надписи на нагруднике, дабы на этом основании отказать в триумфе Крассу, не имевшему подобной должности в период войны с бастарнами. Красс, получив триумф, мог стать реальным конкурентом Октавиана в борьбе за власть, еще достаточно шаткой спустя два года после Актийской битвы[280]. Хотя случай с несостоявшимся триумфом Красса упомянут Дионом Кассием[281], однако у нас нет никаких оснований предполагать знакомство с этим эпизодом самого Вальсамона.
Как следует из «Периох» к утраченным частям труда Ливия, древнеримский историк описал кампанию Красса против бастарнов в 134-й Книге[282]. При этом мы знаем из рукописной традиции «Периох», что книги Ливия со 121-й по заключительную 142-ю были опубликованы историком только после смерти Августа, вероятно, во избежание как связанного с придворным раболепством лукавства, так и вызываемых беспристрастным изложением событий личных осложнений[283]. Несмотря на то, что между Ливием и Августом существовали дружеские взаимоотношения, вероятно, историк имел основания реально опасаться за свое будущее и за будущее своего труда в случае правдивого рассказа о тех событиях, которые сопровождали восхождение Августа на Олимп власти. Хорошо известно, что глубоко почитавший авторитет Ливия Корнелий Тацит, упоминая о дружбе между
