пытался что-то ей сказать, но Катя продолжала бессвязно кричать, не слушая коллегу, пытаясь вырваться и увидеть своего сына. Гойко схватил её за плечи и сильно встряхнул. Голова Кати дёрнулась, и она непонимающе уставилась в лицо внешне спокойного анестезиолога.
– Катя! Посмотри на меня! Кивни, если ты понимаешь мои слова. – Он замолчал и сильнее сжал пальцы на женских плечах. Катя поморщилась от боли, но кивнула. – Там с ним Игорь, слышишь? Там Игорь. И Алёшка Фадеев. Ты понимаешь, что там в операционной сейчас лучшие из лучших, Катя? Поняла? С твоим мальчиком всё будет хорошо, Катюша, потому что его оперируют Игорь Шанин и Алёшка Фадеев.
Катя вдруг моргнула несколько раз и непонимающе переспросила:
– Какой Алёшка?
– Фадеев, Катя. Наш Алёша. Алексей Петрович Фадеев. А значит, всё будет хорошо, Катюша. Надо просто подождать немного. – Сан Саныч кивнул Сергею, чтобы он перехватил жену, которая как-то обмякла и уткнулась лбом в грудь врача. Сергей обнял её и аккуратно усадил на кушетку, стоящую недалеко от входа в оперблок. Катя обняла мужа и затихла, всхлипывая и шепча молитву, стараясь не смотреть в сторону перевязочной, где была Соня. Через несколько минут небольшое помещение заполнилось приехавшими мужчинами.
– Как такое могло случиться, Витя? – Алексей Воскобойников стоял у дверей в перевязочную и прислушивался к звукам, что доносились до него. Разобрать слов он не мог, только какие-то тихие стоны. Там за дверью были его жена и его дочь, его единственная девочка, которая сегодня пострадала от конченного ублюдка.
– Машину охраны тормознули менты на выезде из города, продержали-то всего несколько минут, но этого хватило, чтобы Матвею и Соне досталось. Ребята его уже задержали, сейчас в райотделе обрабатывают.
– А Лидочка твоя где?
– Дома, я звонил Даше, им ничего не угрожает.
Алексей кивнул и сквозь зубы спросил:
– И кто это? Кому ты так дорогу перешёл, что из-за этого моя единственная дочь пострадала?
– Не я. И вообще никто из наших. А дорогу ему перешёл судья, который этого козла осудил на семь лет. Не хочешь узнать его фамилию и имя дочери? А они Воскобойниковы, Лёша, и дочь его Софией зовут.
Анна медленно повернула голову и тихо спросила:
– Я не поняла, о чём вы? Вы что же, знали обо всём? Какая охрана? Какие машины? Какой судья?
Катя оторвалась от мужа, медленно выпрямилась и серьёзно посмотрела на него.
– Ты тоже знаешь, о чём они говорят? – Сергей посмотрел на брата и молча кивнул. Катя встала и невидящим взглядом уставилась в окно. – Как ты мог? Как ты мог скрыть от меня, что моему сыну грозит опасность? Как теперь я смогу тебе доверять?
– А что бы ты сделала, Катя? – тихо спросил Сергей, но в наступившей тишине показалось, что его голос гремит на всё помещение. – Заперла дома? Запретила учиться? Или охраняла его? Катя, наш сын с малых лет растёт самостоятельным, решительным мальчиком, который рано научился принимать решения и отвечать за свои поступки. И скрыть всё от вас было нашим общим решением. Отцов и детей. Чтобы не волновать вас.
Ирина, вышедшая в этот момент из перевязочной, резко остановилась и непонимающе посмотрела на мужа. Алексей молча выдержал её взгляд и крепко обнял бросившуюся к нему дочь. Ирина отшатнулась в сторону и замотала головой, глядя на Алексея и Соню.
– Катя, Ира, – Виктор Платов шагнул к застывшим женщинам и прямо посмотрел им в глаза, – прежде чем что-то сейчас говорить, кого-то обвинять или делать неправильные выводы, сто раз подумайте. Поверьте, сейчас вам простят всё, что бы вы ни сказали, потому что пострадали ваши дети, самые важные для вас люди в этой Вселенной. Но простите ли вы сами себя потом, когда всё уладится? Есть такое золотое правило – нужно брать паузу. Когда вас переполняет гнев, когда эмоции захлёстывают... Возьмите паузу, мои хорошие. Эмоции должны уйти на второй план. А человеку нужно всё проанализировать, успокоиться и принять единственно верное решение. Да, не всегда можно справиться с эмоциями, но надо постараться никого не обидеть и не оскорбить. Вы только и на нас не обижайтесь, хорошо? Сейчас главное – дети.
Ирина переглянулась с Катей и опустила глаза. Катя же несколько раз глубоко вдохнула и тихо произнесла:
– Соня, малышка, прости меня. – Она подошла ближе к окну, облокотилась на подоконник и замерла. Единственное, что ей оставалось, – это ждать. Ждать и молиться. Она слышала тиканье часов, порывы ветра за окном, шёпот друзей и ждала. Сергей подошёл к жене, обнял её и поцеловал в макушку. – Прости меня, Серёж, но я очень сильно испугалась, я...
– Всё будет хорошо, котёнок, всё будет хорошо...
Глубокой ночью Катя вошла в слабоосвещённую палату реанимационного отделения и присела на постель, на которой спал после операции её мальчик. Тихо попискивал монитор, шумел аппарат вентиляции лёгких, за стеклянной стеной переговаривалась дежурная бригада, а Катя смотрела на своего сына и мягко гладила его по руке. Соня рассказала обо всём, что произошло днём. Катя подняла руку сына и прижалась губами к прохладным пальцам. Смелый, храбрый, решительный. Лучший мальчик на всём белом свете. Она услышала, как открылась дверь, и поняла, что минуты её встречи с сыном, разрешённые Сашей Гойко, истекли. Катя встала и поцеловала сына в лоб. Главное, что он будет жить. Жить. Она улыбнулась реаниматологу и тихо осела на пол...
Глава 19
Игорь вошёл в отделение, стряхивая капельки дождя с зонта. Судя по всему, ночь прошла спокойно – ему ни разу не позвонили, а это значит, что отделение работает в штатном режиме и Матвея можно переводить в обычную палату под наблюдение дежурного персонала. Правда, этот «дежурный персонал» включает в себя полбольницы! Сан Саныч сначала сердился, потом начал нервничать, а в итоге от души смеялся, когда объединившийся «женский фронт» спустил на него всех своих, так сказать, собак. Он после разговора с Аней, Ирой и пришедшей в себя после сердечного приступа Катей в красках расписал всё, что услышал, куда был послан, в кого в ближайшем будущем ему предстояло превратиться. А ещё эта малолетка Платова рядом стояла и поддакивала! Игорь молча пожал плечами и тихо поинтересовался:
– А ты думал, что я мёд ложками дома ем? Ага, как бы не так!
Итак,
