Мы встретились глазами. Марк сидел около окна, вальяжно растянувшись в кресле, и нетерпеливо стучал пальцами по портфелю. Он был один.
Я медленной походкой подошла к мужчине. Замерла на месте, растеряв весь свой пыл от той убойной энергии, которая сожгла всю мою смелость за секунду. Марк всем своим поведением показывал, насколько он держит ситуацию под контролем. Что я — лишь мышка, которой он намеренно позволил спрятаться, и сделал это лишь для того, чтобы в настоящее время смаковать чувство победы.
— Садись.
Совсем не изменился. Все тот же грубый голос с хрипотцой. Он не отрывал от меня своего взгляда, в то время как я решила уделить непосредственное внимание бумагам, лежащим передо мной. Села на соседнее кресло и спросила:
— Что это?
— Это мои гарантии.
На столе лежала ручка. Я её проигнорировала:
— Где Алиса?
Мой голос вздрогнул, и это вызвало у мужчины улыбку. Тот приблизился ко мне и, усмехнувшись, заметил:
— Неужели ты думаешь, что я причиню вред собственной дочери? К тому же она так похожа на тебя…
Противные мурашки поползли по коже. Он продолжил:
— Тебе совершенно не идет этот цвет волос. И что за дурацкие линзы? Приедем в Питер и вернем тебе прежний облик.
Я протянула руку к бумагам и спросила:
— Что за гарантии тебе нужны?
— Если мы разведемся, ты согласишься отдать дочь мне. Поверь, я даю тебе лишь видимость выбора, поскольку на самом деле от твоей подписи ничего не зависит. Я могу объявить тебя больной на всю голову и упечь так далеко, что ты никогда не сможешь вернуться к нормальной жизни. Могу выставить тебя ужасной матерью и лишить каких-либо прав на дочь. Я позволю тебе оставаться «на плаву», но лишь для того, чтобы ты смотрела, как Алиса постепенно забывает о твоем существовании. Как все, что ты так горячо любишь, рушится на твоих глазах.
Его тихий голос вызывал куда больше страха, чем самый громкий крик. Мужчина говорил очень ласково, будто признавался мне в любви, и оттого все те слова, которые он произносил, казались максимально жестокими. Пугающими. Убивающими.
— Я согласна. Я все подпишу, если ты сейчас же дашь мне увидеться с Алисой.
— Подписывай, а потом поговорим.
Я взяла ручку и поставила свою подпись на бумаге, особо даже не вчитываясь в ее содержание. Что бы там ни было указано, я бы все равно подписала, и Марк прекрасно это знал.
Он встал и сказал:
— Тогда пошли. Надеюсь, ты понимаешь, что больше сюда не вернешься.
Я кивнула и молча двинулась за ним. Мы завернули за угол и остановились на парковке рядом с большой черной машиной с тонированными стеклами. Дверь тут же открылась, и ко мне подбежала радостная Алиса. На её щеке был след от шоколада, а руки были частично испачканы растаявшим мороженым. Я подхватила дочку, крепко прижала к себе и тихо прошептала:
— Родная, ты в порядке…
Алиса недоуменно посмотрела на меня и спросила:
— Мам, а ты почему такая грустная? За меня переживала?
Я сглотнула слезы и устало улыбнулась:
— Конечно, родная. Как…чем ты занималась все это время?
Алиса задорно посмотрела на Марка и сказала:
— Твой друг объяснил мне, что у тебя появились дела на работе, и ты не сможешь за мной приглядеть. Тогда тетя Леся хотела оставить меня у себя, но дядя объяснил ей, что ты попросила меня отдать.
Могу себе представить, как он «объяснял». Алиса продолжила:
— Вчера мы так здорово играли в пиратов и ели сладости почти всю ночь, а сегодня смотрели мультики вместе! Почему ты раньше не рассказывала о дяде Марке?
Чтоб меня. Я подняла потрясенный взгляд на мужа. Тот облокотился о капот машины, засунул руки в карманы и лениво улыбался. Он видел, как мое тело сотрясает дрожь, как я тщетно пытаюсь скрывать свое состояние, и не собирался помогать. Весь его взгляд говорил о том, что именно мне выпадет честь рассказывать дочери правду.
— Дорогая, давай поговорим об этом вечером, я очень устала на работе.
— А дядя Марк сказал, что мы сегодня улетаем в большой город, где не так жарко. Это правда?
Я затравленно кивнула ей и снова впилась взглядом в «бывшего» мужа. Конечно же, он и не собирался медлить. Вероятнее всего эта ночь была последней в Геленджике, и уже завтра я проснусь в столь любимом мной Петербурге. Но, к сожалению, именно с этим городом у меня связано слишком много болезненных воспоминаний.
— Алиса, поиграй пока, пожалуйста, в салоне. Я сейчас к тебе приду.
Дочка быстро закивала и вернулась в машину. Я повернулась к Марку, который щурился на солнце. В его глазах застыло ожидание того вопроса, который неизбежно придется озвучить.
— Почему не сказал, что ты — её отец?
Он подошел ко мне, убрал непослушную прядку за ухо и, наклонившись ближе, прошептал:
— Потому что это будешь делать ты. Уверен, это худшее наказание, которое я мог бы припасти для тебя.
Я зажмурилась, отчаянно желая проснуться. Но из реальной жизни бежать некуда, потому что его руки уже схватили мое усталое тело.
— Поехали. Дочка ждет.
Я остановила его и с надеждой спросила:
— А как же мои вещи?
— Тебе они не понадобятся. Документы и остальное заберут мои люди. Надеюсь, ты помнишь, как пользоваться старым паспортом, согласно которому ты все еще моя жена?
Я затравлено кивнула и направилась к машине. Как только Марк сел следом и захлопнул дверь, окончательно закончилась счастливая глава моей жизни. Страшно было даже просто подумать, что меня ждет в Петербурге, и насколько сильно наточил лезвия муж, планируя протыкать ими мое тело насквозь.
На следующий день.
Я аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь не разбудить Алису. Марк позволил нам с ней остаться в спальне, сославшись на то, что теперь, когда я снова на «своем» месте, он еще успеет выспаться. Добирались мы на поезде, поскольку муж решил не беспокоить дочь первым перелетом. Я безуспешно пыталась уснуть, но мне было так страшно, что я постоянно отвлекалась на сумасшедшее биение собственного сердца.
Оно билось так, будто это мой последний забег.
Я решила спуститься вниз и попить воды. В комнате было довольно душно, однако я не стала открывать окно, чтобы не потревожить дочку лишним шумом. Та мирно спала и улыбалась во сне. Сердце больно кольнуло при виде этой искренней улыбки. Я ни за что не позволю Марку сделать Алису несчастной, даже если это значит, что мне придется снова играть роль безумно влюбленной жены.
Муж сидел на диване и разглядывал какие-то бумажки. Тусклый свет никак ему не мешал — тот был максимально сосредоточен. Снова сигарета в ладони.
