Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
— Тогда давай расскажем ему! Я что, тебе это не предлагала? Я не боюсь.
— Я тоже не боюсь. — Мы глазами встретились. — Просто я не считаю, что у нас с тобой что-то серьёзное получится. И рисковать ради вот этого, — он пальцем в постель ткнул, — всем, что у меня есть… Вась, я столько лет доказывал Кириллу, что он может мне доверять, что он свою семью может мне доверить, и теперь всё это разрушить… Я не могу, да и не хочу.
Я с трудом втянула в себя воздух. Даже слёзы больше не текли. Я Завьялова выслушала, а внутри такая пустота, что даже не горько и не больно. Пустота.
Он не хочет.
— Ты дурак. — Я печально улыбнулась. — Ты такой дурак, Завьялов. Я даже не подозревала. Ты ведь даже не можешь мне сказать, что я тебе не нужна, ты сто причин придумал, каких-то глупых причин…
— Ты мне не нужна.
Я до боли закусила губу, и даже порадовалась тому, что Генка ко мне спиной стоит. Постояла посреди комнаты в полной растерянности, а Завьялов так и не повернулся ко мне больше. Стоял у окна, руки в карманах брюк, и весь такой напряжённый, словно из гранита высечен. Но я ведь знала, что он врёт! Что он всё это специально мне говорит, чтобы обидеть, уколоть побольнее, чтобы я ушла, ненавидя его за чёрствость, но я собиралась уйти совсем по другой причине. Генка всё решил и очень хотел, чтобы я ушла, а я ничего не могла сделать, у меня не было для него ни одного слова, ни одного довода, который заставил бы его изменить своё решение. Он уже отгородился от меня, и с каждой секундой всё больше кирпичей закладывал в стену между нами. Он говорил мне про другую дорогу, а сам пошёл вперёд меня. И всё только потому, что не хотел быть предателем и брать на себя ответственность. И сказал мне самые ужасные слова в моей жизни. Именно те слова, которые могли меня ранить в самое сердце, и ранили, даже если я им не поверила. Но он их сказал!
С того дня всё в моей жизни изменилось. Эти слова, "ты мне не нужна", стали моим проклятием. Я жила с ними, встречала каждый день, и однажды даже свыклась и смирилась. Вот только не разлюбила. Время шло, а я жила с этой любовью, мучая и изводя себя. Возможно, если бы мы больше никогда не встретились, со временем боль бы померкла, потускнела, и мне стало бы легче. И вспоминала бы я только эти слова, и, в конце концов, возненавидела человека, который их произнёс. Не потому что думал так, а чтобы избавиться от меня и моих признаний. Но не встречаться было невозможно, а видеть постоянно Завьялова, который очень удачно делал вид, что между нами и не было никогда ничего, уверенного в правильности своего решения, было невыносимо, и я уехала в Москву. Я искренне хотела начать всё сначала. После пары месяцев, в течение которых я себя изводила, когда предпринимала попытки с Генкой поговорить, без всякого результата, кроме отрицательного и негативного, я сообщила родителям, что хочу получить образование, которое поможет мне в дальнейшем работать в семейном бизнесе. И не просто работать, а приносить реальную пользу. Наверное, это заявление помогло папке меня отпустить в столицу. Да и Ника, для меня, постаралась его уговорить. Они оба несколько недель до этого наблюдали за моими мучениями, списав всё на расставание с Прохоровым. Бедный Лёшка, он ведь понятия не имеет, какую роль сыграл в моей жизни, и сколько всего было сказано мной в его адрес в ответ на вопросы родственников, и сколько всего нелицеприятного он получил из уст моего отца в те дни, когда мне было особенно плохо, и я всё время проводила, закрывшись в своей комнате.
Уехать было сложно и страшно, но я сама захотела начать всё сначала, когда поняла, что кроме слов "ты мне не нужна", в наших с Завьяловым отношениях, ничего не будет. И оказалась права. За прошедшие три года я не единожды к нему приходила, и приносила с собой горечь этих слов, зная, что он в любой момент готов мне их повторить. Иногда мне на самом деле начинало казаться, что я его ненавижу. Но отказать себе, своему глупому сердцу, не могла. И приходила. На час, два, на одну ночь. Он меня не отталкивал. Я была ему нужна, так же, как и он мне. Но я была чужая, у меня была другая жизнь, а то, что между нами время от времени происходило, было просто данью своей физиологии и слабому разуму, что Завьялова вполне устраивало. Я боролась с собой, каждый раз ругала, клялась, что это в последний раз, потому что это иначе, как издевательством над собой, назвать было нельзя, но вспоминая о том, с какой нежностью и ненасытностью одновременно Генка может прикасаться ко мне после долгой разлуки, я переставала соображать. Приезжала домой, на выходные или каникулы, после нескольких месяцев отсутствия, и дождаться не могла, когда увижу Завьялова. И во время этого ожидания было совсем неважно, что после мы разбежимся в разные стороны, спасаясь от необходимости разговаривать и попросту смотреть друг другу в глаза. Но он мне так был нужен! Порой ночами, в Москве, я рыдала в подушку, не понимая, почему со мной это всё случилось. И почему я не могу его забыть. Разве вокруг меня мало других мужчин, молодых людей? Но каждый раз, оказываясь рядом с кем-то другим, на грани, понимая, что ещё шаг — и отступать будет поздно, я начинала думать о том, что Генка мне соврал. Что он без конца мне врёт, при каждой встрече. Что он меня ждёт. Что он просто упрямый идиот, который решил за нас обоих, что врозь — это правильнее и справедливее.
Завьялов хотел для меня чего-то другого, он не верил в "нас", каждый раз, когда я пыталась с ним поговорить, смотрел снисходительно и в одну секунду превращался в циничного и неприступного типа, которому абсолютно наплевать на всё, кроме секса. Но я-то знала, что это не так. Но переспорить его было невозможно, а мне это тем более не удавалось. Зная мою способность воздействовать на него, Генка просто закрылся, из своей жизни меня выдворил и дверь закрыл. И мне оставалось только со стороны наблюдать за чередой женщин, которые появлялись рядом с ним, а потом исчезали также быстро. А Завьялов лишь улыбался, прекрасно зная, чего мне стоит каждая встреча с ним. Он и клуб купил мне назло, я уверена. Конечно, зачем московской штучке, в которую я для него превратилась из малявки, такой тип, который наживается на чужих грязных помыслах? Он всё делал мне назло, за что не возьмись. А я, вместо того, чтобы разозлиться как следует и послать его ко всем чертям, как он того хотел, играла в его игры, сама пугаясь того, что не могу его разлюбить. Уже хочу этого, но не могу. И домой я всегда ехала с ухавшим от волнения сердцем, как заклинание повторяя, что больше не будет никаких встреч наедине и разговоров. Всё бесполезно, только душу я себе рву. Не хочет он меня в свою жизнь принимать. В постель — да, и там я ему нужна, но Завьялов отказывается это понимать. Так разве я должна жизнь положить на то, чтобы доказать ему обратное? Я уже выбилась из сил, трёх лет мне хватило, чтобы понять всю тщётность моих попыток. Нужно только понять это и принять, окончательно, без всяких уступок себе.
В мой последний приезд я сказала Завьялову теперь уже о моём решении. К тому моменту я начала встречаться с Никитой, ничего серьёзного, но он мне нравился, а моя зависимость от Генки — нет, вот я и решилась. Когда-нибудь этот момент должен был наступить. Я ждала его и с ужасом, и с нетерпением, и к Никите отнеслась с большей долей придирчивости, чем он того заслуживал, но он оказался человеком терпеливым и понимающим, и я поняла, что не имею права отказываться, пусть от маленького, но шанса стать счастливой. Меня тоже может кто-то любить, и при этом не стараться спрятать эту любовь ото всех. Вот только не знала, как об этом Завьялову сказать. И вообще, нужно ли говорить. Вдруг так не делается? Может, нужно больше не приходить и таким образом всё прояснится?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
