Фьора, пока ее лошадь скользила копытами по мокрой дороге, но по мере того, как они приближались к окрестностям Луары, ее охватило сильнейшее желание поскорее увидеть свой дом, сад вокруг которого уже расцвел и был наполнен весенними ароматами, укрыться в своем маленьком раю и, самое главное, больше никуда оттуда не двигаться и пробыть так долго — долго…
И вот, въехав в восточные ворота Тура, миновав дорогу, которая вела к королевскому замку Плесси-ле-Тур, Фьора, как будто скинув с плеч огромный груз, испустила громкий крик радости, который вспугнул всех окрестных ворон, и пустила лошадь в галоп. Сквозь молодую листву деревьев она увидела черепичную крышу своего дома. Не замедляя хода, она пронеслась по аллее, обсаженной дубами, и только тогда придержала лошадь.
— Леонарда! Перонелла! Хатун! Этьен! Мы приехали!
Ответа не было…
Вдруг из кухни показалась Перонелла и вся в слезах бросилась к прибывшим с криком:
— Спасайтесь! Ради всего святого, спасайтесь!
Ни Фьора, ни Флоран не успели задать ей ни одного вопроса: сразу следом за ней появились стражники и пытались остановить старую служанку. Они подняли крик, и появились еще два стражника, которые вышли из-за дома. Все они бросились к лошадям и стали хватать их за уздечки, несмотря на сопротивление всадников.
— Что все это значит? — возмущенно спросила Фьора. — Что вы от меня хотите?
Солдатам удалось схватить Перонеллу, и они снова увели ее в дом.
— Это значит, что вы арестованы, — произнес знакомый голос, в котором Фьоре послышались радость и торжество.
Это был Оливье ле Дем, который в сопровождении сержанта появился на пороге дома и не спеша направился к Фьоре. Двое стражников, которые довольно бесцеремонно сняли ее с седла, стояли теперь по обе стороны от Фьоры.
— Арестована? Я? На каком основании? — воскликнула молодая женщина.
— Наш король вам это объяснит… может быть. Я только могу вам сказать, что вы обвиняетесь в серьезном преступлении и что речь идет о предательстве.
— Где мой сын? Где госпожа Леонарда и Хатун? — спрашивала Фьора, все еще не веря в серьезность происходящего.
— В надежном месте, не беспокойтесь. К ним хорошо относятся…
— А я, — крикнул Флоран, который делал тщетные попытки освободиться, — что, я тоже арестован?
— Ты? — презрительно произнес королевский цирюльник. — Ты всего-навсего слуга. Пусть тебя повесят в другом месте!
— Никогда! Я никогда не расстанусь с донной Фьорой, и пусть меня арестуют вместе с ней!
— Сержант! — приказал ле Дем с видом большого господина, которому надоедают. — Освободите нас от этого мальчишки! Уведите его в конюшню и свяжите там, а мы пока подумаем, что с ним делать.
В то время как отчаянно сопротивляющегося молодого человека волокли в конюшню, Фьора со связанными руками оказалась в окружении стражников. Все происшедшее было так неожиданно, что она и не подумала о сопротивлении, но все же до» ставила себе маленькое удовольствие, смерив презрительным взглядом тщедушного человечка в черном, который бесстыдно и на глазах у всех в открытую ликовал.
— Вы получили то, что хотели, не правда ли? Если я вас правильно поняла, вы теперь хозяин в моем доме?
— В вашем доме? Король всегда имеет право отобрать свой дар у того, кто обманул его доверие!
— Но вы сами его, конечно, не обманываете? — язвительно спросила она.
— Нет! Если вас это может порадовать, то я здесь еще не устроился, о чем очень сожалею, потому что дом прекрасен. И с таким вкусом обставлен! Я зашел только его осмотреть, но не сомневайтесь, скоро я перееду сюда.
— Не радуйтесь раньше времени! — посоветовала Фьора. — Плохой обычай делить шкуру неубитого медведя. Ну, куда же меня поведут? В Лош?
— Увы, нет! Мне бы это больше понравилось, но король приказал, чтобы вас по прибытии отвели в его тюрьму в Плесси.
Он хочет, чтобы вы были у него под рукой.
Внезапная тоска сжала сердце Фьоры и несколько уменьшила ее гордыню:
— Поскольку вы считаете, что победили, можете вы проявить, нет, не великодушие, а немного простой человечности и сказать мне, где мой сын? Вы должны понимать, что я сильно беспокоюсь.
— Правда? — Оливье ле Дем насмешливо вскинул брови. — Не очень-то вы им занимались. Как, впрочем, и своей дочерью…
Фьора попыталась сделать вид, что удар прошел мимо цели, но это было далеко не так. Откуда этот дьявол мог знать о Лоренце? Может быть, за нею следили с самого отъезда из Рабодьера и все остальное время? Это было почти невозможно, но она давно уже знала, что Людовик XI вычеркнул слово «невозможно» из своего словаря. Больше никаких вопросов этому негодяю она не стала задавать, чтобы не доставлять ему новую радость, а обратилась к сержанту:
— Поскольку меня отправляют в тюрьму, не проводите ли вы меня туда? Здесь мне больше нечего делать.
И они пустились в дорогу, сопровождаемые яростными криками Флорана, которого связали и заперли в конюшне.
Через полчаса Фьора и ее эскорт оказались во внутреннем дворе замка. Молодая женщина думала, что ее заключат в изолированной башне первого двора, которую называли «Королевская милость», но ее провели дальше. Они пересекли сооружение, напоминающее эспланаду, вокруг которой помещались казармы для шотландских гвардейцев, которые в это время упражнялись в фехтовании, разбившись на пары. Фьора безрезультатно пыталась найти среди них высокую фигуру своего друга, но, ничего подобного не обнаружив, перестала обращать внимание на то, что происходило вокруг нее.
Другая, гораздо меньшая по размерам тюрьма находилась в углу двора прямо в стене, которая окружала королевское жилище. Она предназначалась для более благородных пленников, и Фьора, которая ожидала увидеть перед собой обычный каземат, была приятно удивлена. В комнате, куда ее провели, не было ничего лишнего; но это все же была комната с настоящей постелью, с простынями и одеялами; туалетный столик, другой стол — для приема пищи, сундук для одежды и два кресла. Тюремщик, который встретил ее, был похож на человека, а не на сторожевого пса: когда он открыл перед нею дверь, то предложил руку и обратил ее внимание на «порожек». Фьора с улыбкой поблагодарила его, затем направилась к кровати и легла в надежде уснуть, как затравленное животное, сразу и глубоким сном. Это было для нее спасением в настоящую минуту, ибо все испытания, выпавшие на ее долю за последнее время, могли бы подвести ее к грани безумия.
Она проснулась только утром от шума отодвигаемого засова: это пришел тюремщик и принес ей еду.
— Вы, должно быть, проголодались, — сказал он на приятном наречии, так свойственном жителям Турени. — Я и вчера приносил ужин, но вижу, вы к
