Книга Подземная железная дорога - Колсон Уайтхед

Анатомический театр Прокторского медицинского колледжа находился в трех кварталах от главного здания, почти в тупике, второй дом от конца. Поступить в Проктор было проще, чем на более престижные медицинские факультеты в Бостоне. От желающих отбоя не было, и студентов становилось все больше. По условиям стипендии учащийся Алоизиус Стивенс должен был работать по ночам. Администрация колледжа предоставляла ему льготы по оплате обучения и место для занятий – ночные смены, как правило, проходили спокойно и не отвлекали от книг, – а взамен получала сотрудника, который ночью сможет принимать трупы.

Карпентер со своей труповозкой приезжал под утро, почти перед самым рассветом, когда жители квартала должны были вот-вот проснуться, но сегодня прибыл около полуночи. Стивенс погасил лампу в прозекторской и побежал вверх по лестнице. Он чуть не забыл теплое кашне, потом спохватился, потому что погоды стояли холодные. Осень словно напоминала им, что приближается суровое время года. С утра шел дождь, и Стивенс отчаянно надеялся, что дорога не раскисла, потому что у единственной пары башмаков подметки были в плачевном состоянии.

Карпентер и его подручный Кобб ждали на облучке. Стивенс со своими инструментами сел в повозку. Он согнулся в три погибели и сидел так, пока они не отъехали на почтительное расстояние, когда можно было не опасаться, что кто-то из студентов или преподавателей попадется им на пути. Время было позднее, но заезжий ученый из Чикаго нынче вечером читал лекцию про скелет, и после нее публика еще вполне могла кочевать по местным салунам. Стивенс досадовал, что лекцию известного анатома ему не довелось посетить – условия его контракта частенько лишали его возможности присутствовать на вечерних выступлениях приглашенных знаменитостей, – но предвкушение денег несколько скрашивало разочарование. Большинство его соучеников происходили из состоятельных семей Массачусетса, так что о крыше над головой и куске хлеба могли себе позволить не заботиться. Когда повозка проезжала мимо салуна «У Макгинти», откуда доносились взрывы смеха, Стивенс надвинул шляпу на глаза, пряча лицо.

– Мы сегодня в Конкорд, – сказал Кобб, обернувшись к Стивенсу и протягивая ему флягу.

Обычно по соображениям безопасности Стивенс неизменно отказывался, когда Кобб предлагал ему отхлебнуть из горлышка, поскольку, хоть и был еще студентом, смог верно диагностировать заболевания, которыми явно страдал его подельник. Но сегодня ветер задувал слишком уж сильно и зло, и до возвращения в анатомический театр им предстояло долгие часы месить на холоде грязь. Стивенс сделал большой глоток и поперхнулся. В горле горело огнем.

– Что это? – выдавил он.

Кобб с Карпентером прыснули.

– Брат мой двоюродный сочинил. Крепковато на твой вкус?

Скорее всего, нынче вечером он просто слил вместе недопитые остатки из всех стаканов в салуне, а теперь потешался. Но за розыгрыш Стивенс был не в претензии. За те месяцы, что они работали вместе, Кобб проникся к нему симпатией. Он представлял себе реакцию юноши, когда Карпентер срочно высвистывал его, потому что их третий подельник либо пьян в стельку, либо сидит в кутузке, либо по каким-то иным причинам своей роли в их ночных экспедициях выполнить не может. Кто бы мог подумать, что лощеный богатенький мальчик сумеет так крепко держать язык за зубами (богатым Стивенс не был, да и лоск его пока был исключительно плодом воображения)? В городе за похищение трупов недавно стали приговаривать к повешенью, и поскольку трупы висельников впоследствии передавались в анатомические театры для учебных вскрытий, в работе Стивенса можно было при желании усмотреть некоторую логику или иронию судьбы.

– Виселицы я не боюсь, – как-то признался ему Кобб. – Это быстро, раз – и вздернули. Плохо, что на глазах. Я бы предпочел помирать без свидетелей. А то стоят, понимаешь, смотрят, как из человека дерьмо вываливается. Что за радость?

Разорение могил скрепило их дружбу. Теперь, когда Кобб называл его «доктором», в этом слышалось не глумление, а почтение.

– Ты не им чета, – сказал он Стивенсу, когда однажды ночью они тащили труп через задние двери, – не чистоплюй какой.

Все верно. Студенту-хирургу было не до чистоплюйства, особенно когда дело касалось материала для аутопсии. Анатомия с момента своего становления как наука всегда остро нуждалась в трупах. Через полицейские участки, суды и тюрьмы на прозекторские столы порой попадали покойные убийцы и проститутки. Человек, страдающий редким недугом или увечьем, мог по завещанию на возмездной основе передать свое мертвое тело для нужд науки; некоторые врачи делали это безвозмездно, ради научного интереса, но их было мало, и спрос значительно превышал предложение. Торговля трупами и для покупателей, и для продавцов была делом опасным. Богатые медицинские колледжи перебивали цену у тех, что победнее. Платить надо было за труп плюс какую-то сумму за постоянные услуги поставщика и за доставку. В начале учебного года, на пике спроса, цены взмывали вверх, а к концу семестра, когда острой необходимости в образцах не было, трупы шли со скидкой.