Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Услышав жуткий басовитый вой «Летающей крепости», малышка подняла голову и успела увидеть гладкий силуэт крылатого карпа среди облаков. Это ее испугало – она совсем недавно научилась понимать, что некоторые существа живут в небе, а другие только на земле и в воде.
– Ты не птичка, – всегда предупреждала ее мать. – Не вздумай прыгать с дерева.
Рыбы же не летают, подумала малютка. Или летают? Но не успела она мысленно исправить воображаемую картинку, как появились другие карпы – крошечные мальки, посыпавшиеся из брюха большой рыбы аккуратными рядами. От их полета завибрировал воздух. Медного цвета прозрачные волоски на ее руках и шее щекотно поднялись. Девочка бросилась бежать. Повинуясь инстинкту, на бегу она подобрала с земли спелый плод хлопкового дерева, разломила его и заткнула уши белой ватой, находившейся внутри. Она забилась в утробу исполинского дождевого дерева, подтянув колени к груди и обхватив себя руками, свернувшись, как зародыш в матке, когда мир вокруг начал взрываться.
Тунь понемногу вызнал все это от самой девочки и немногих односельчан, которые тоже чудом спаслись при бомбежке и были увезены в Пномпень. Девочка была такой крошечной, что Тунь буквально не заметил ее при первом посещении клиники Кальметт, окутанной, как марлей, дымкой беды и неприкаянности, тянувшейся из приемной в анемично освещенный коридор.
В больницах не хватало персонала, поэтому Тунь и Прама – в шестьдесят девятом приятель был еще жив – вместе с другими членами политического кружка приходили в Кальметт волонтерами. В отсутствие медицинской квалификации их задачей было в основном провожать раненых – ходячих – в соответствующий кабинет. Им с самого начала объяснили, что некоторые маленькие дети не понимают – у них больше нет дома и семьи, поэтому с ними нужно говорить с большой осторожностью. В городе устраивались временные приюты, где дети оставались, пока им не найдут опекунов – может, отыщутся дальние родственники и заберут сирот. Мальчиков помещали при храмах, а вот девочек, брошенных и всеми забытых, переводили в сиротские дома. Ни для кого не было тайной, что жизнь в сиротском доме – это ад без надежды на достойное будущее.
Выйдя в коридор за очередным пациентом, Тунь заметил среди раненых и контуженных маленькое, идеально круглое личико – «горошинка» было первым, что пришло на ум. Девочка и вправду напоминала крохотное семечко, цельную, независимую жизнь, которой нужна лишь любовь и забота, чтобы расцвести. Однако волей судьбы она оказалась здесь, в тесном туннеле окровавленных бинтов и хрипов умирающих. Почувствовав его взгляд, девочка подняла глаза – и в них вспыхнула неистовая, сродни узнаванию, надежда. При виде такого зеркального отражения встречи, случившейся у него месяцем ранее, Тунь не смог пройти мимо.
Встреча произошла перед salle de conférence – новым концертным залом Чактомук, откуда он вышел после напряженной утренней репетиции накануне премьеры «Там Тиев». Тунь был одним из ведущих музыкантов и основным автором стихов сценической адаптации этой почитаемой классики о погубленной юной любви. На ослепительном солнце у него сразу заболели глаза. В висках стучало от густых облаков ладана и запаха горячего воска – на каждой репетиции зажигали свечи в качестве баисеи твай кру – приношений божественным покровителям музыки и искусства. Тунь мечтал о глотке свежего воздуха. Совсем рядом, за зданием концертного зала, шептались, флиртуя с ним, речные струи, и Туню захотелось нырнуть поглубже и отдаться мелодичным речным водам.
На тротуаре торговцы предлагали вручную раскрашенных воздушных змеев, в крошечных бамбуковых клетках чирикали воробьи, продавалась и еда, завернутая в листья банана. Небольшая толпа осаждала лоток, с которого продавали свежий сок сахарного тростника; люди, будто пчелы, опьянели от аромата, сластившего воздух.
– Нам два стаканчика! – громко сказал кто-то, перекрывая общий гул.
– Три сюда дайте! – попросил кто-то еще.
Продавец принимал заказы, скармливая ручному экстрактору по два-три кусочка тростника, обернув каждый в цитрусовую шкурку знаменитого зеленого апельсина пусата. Густой сладкий запах щекотал ноздри. Тунь вдруг сообразил, что в горле у него пересохло, и вместо того, чтобы свернуть к реке, пошел влево, без всяких церемоний пробиваясь сквозь толпу. Он чуть не сшиб с ног маленькую девочку, которая изумленно поглядела на него. Банановый лист, свернутый конусом и полный сока, дрогнул в ее руке. Не успел он извиниться, как обернулась мама девочки, и сердце Туня замерло.
– О! – вырывалось у Чаннары.
Не найдя подобающего приветствия, Тунь, заикаясь и задыхаясь, глупо сказал:
– Это ты.
– Да.
Вечность встала между ними, и ни один из них не знал, что сказать.
Наконец Чаннара заговорила:
– Это Сутира, наша… – она замолчала, но тут же договорила, справившись с собой: – Моя дочь. Сутира, деточка, поздоровайся с дядей Тунем, il est un vieux ami de Maman[8].
Малышка ничего не сказала, но сложила ладони и слегка поклонилась, приветствовав Туня элегантным сампеа. Он не ожидал такой грации от маленького ребенка. «Она слишком мала, чтобы быть моей дочерью», – мелькнула мысль, которую Тунь поспешил прогнать. Наша, начала говорить Чаннара, но, видимо, решила не упоминать о муже. Туня тронула эта попытка не бередить ему душу чужим счастьем. Будь Сутира его ребенком, ей было бы уже восемь или девять лет, однако в этой малышке он видел, как могла сложиться жизнь.
– Сутире три года, – сказала Чаннара, улыбаясь дочери, и поддразнила ее: – И она ужасно робкая.
– Три! – воскликнул Тунь с фальшивым облегчением. Значит, она родилась в шестьдесят шестом, через четыре года после свадьбы Чаннары. Для замужней камбоджийки столько лет без детей – долгий срок. Тунь отлично представлял давление, которое Чаннара наверняка терпела в семье, особенно от деспотичного папаши-советника. Le Conseiller… Зная независимый характер Чаннары, он предположил, что ей просто не хотелось сразу вязать себе руки ребенком.
В последний раз Тунь видел ее в день свадьбы, в декабре шестьдесят второго, через год после своего возвращения из Америки. Он приезжал в ее семейную усадьбу в составе ансамбля пленгкар, приглашенного играть на свадебной церемонии. Тунь набрался мужества войти в комнату Чаннары, святилище ее одиночества, в последние часы перед тем, как она разделит постель с другим мужчиной.
– Ты разбил мне сердце, – сказала она.
– А ты – мою душу, – ответил он, стоя на расстоянии вытянутой руки, не в силах подойти ближе и обнять Чаннару, как мечтал. Он был парализован своей тоской.
– Значит, один-один, – пробормотала она.
– Никогда, – отрезал он.
Это был их последний разговор, и Тунь сожалел о каждом слоге – слова приходилось выталкивать изо рта. Он так и не простил себе сказанного и сейчас, стоя перед Чактомуком и глядя на Чаннару, думал только о том, что эта нежданная встреча – дарованный судьбой шанс сгладить их скупое на слова расставание. Надо найти способ снова заслужить ее расположение, раз уж не любовь. Может, он добьется симпатии ее дочери?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
