Я совершенно раздавлен, и сейчас меня это абсолютно не волнует.
Глава 21
Я соглашаюсь познакомиться с семьей Уоллиса в пятницу перед Рождеством.
Опять стираю мои хорошие джинсы, чтобы они сидели идеально в начале вечера, а потом постепенно растягивались, и заимствую у мамы одну из ее кружевных блузок. Мне все равно, что думают о моей одежде в школе, но если Уоллис старается выглядеть хорошо, приходя ко мне домой, я готова отплатить ему тем же – буду хорошо выглядеть в гостях у него.
Перед моим уходом мама вручает мне пачку флайеров, рекламирующих ее тренировочную группу («Если кто-то из его семьи подыскивает себе новые виды тренировок, я буду счастлива заниматься с ними. Скажи им это! Или же пусть они повесят их на доски объявлений!»), а папа с улыбкой напоминает мне о том, что на сегодняшний обед я потрачу мой свободный от диеты день на этой неделе. Родители полагают, что все, кто не принадлежит к нашей семье, питаются неправильно – едят лишь вредное и нездоровое. Забывая при этом, что я хожу в школу и там пять дней в неделю из семи лопаю картошку-фри.
К счастью, Салли и Черч пытаются наставить друг другу синяков в гостиной, повздорив из-за видеоигры, и не замечают, что я ухожу.
Уоллис живет на другом конце города в одноэтажном доме, во дворе которого красуется подсвеченный Санта, а подъездная дорожка к нему состоит больше из грязи, чем из гравия. В ряд выстроились две машины, и, похоже, обе они выпущены до 2007 года; та, которая сзади, принадлежит Уоллису, или по крайней мере он на ней везде разъезжает, на этой же машине сестра забирает его из школы. Я пристраиваюсь в ряд за ней. Сквозь занавески в окошке входной двери на улицу проникает теплый свет.
Беру телефон.
Таящаяся: И вот я здесь.
Таящаяся: Рядом с его домом.
Таящаяся: Готова войти внутрь.
Таящаяся: Меня тошнит.
Эмми и Макс не отвечают. Эмми уехала домой на каникулы, а Макс в отпуске, и потому в последнее время они проводят мало времени в онлайне. Я не общалась с ними вот уже несколько дней – но по крайней мере не забыла послать им посылки. Может, они увидят сообщения, пока я буду у Уоллиса.
Кладу голову на руль, делая вид, что хоть чем-то занята, на случай если все наблюдают за мной из дома, считаю до двадцати, затем заставляю себя выйти из машины – оставив мамины флайеры на пассажирском сиденье – и шагаю к двери.
Уоллис открывает дверь после первого же моего стука в нее. На нем спортивные штаны и один из его свитеров.
– Это несправедливо, – говорю я.
Он улыбается:
– Я так и думал, что ты это скажешь.
Интерьер дома словно из семидесятых. Обитые деревянными панелями стены, желтый ковер. Но здесь тепло и чертовски уютно, и из кухни справа доносится запах шкворчащего жира. Слева стена, отгораживающая прихожую от гостиной, где работает телевизор, а за ней задний коридор, ведущий, должно быть, в спальни.
– Так, значит, это Ла Каса Уорлэнд, да? – шучу я.
– Скорее Ла Каса Килер, – отвечает он. Его голос звучит громче, чем я когда-либо слышала, почти так же громко, как у Салли и Черча, которые до сих пор не знают, что в помещении нужно понижать голос. Он берет мою куртку и пристраивает на вешалку у двери. Я в смятении стою перед гостиной, пока кто-то позади меня не произносит:
– О, ты, должно быть, Элиза!
Подпрыгиваю на месте. По комнате идет чернокожая женщина средних лет с протянутыми ко мне руками. Она низенькая, пухленькая, и ее улыбка способна довести до слез дьявола. Она сжимает меня в объятиях. Я смотрю на Уоллиса.
– Элиза, это моя мама, Ви.
– О милая, на самом деле я его приемная мать. Не хочу вводить тебя в заблуждение. – Ви выпускает меня из объятий, берет за руку и ведет на кухню. Позади нас в гостиной раздаются какие-то неясные звуки – за Уоллисом следует девочка примерно того же возраста, что Салли и Черч, ее кожа на несколько тонов светлее, чем у Ви, а на плечи падает толстый конский хвост, состоящий примерно из миллиона тонких косичек.
