Книга Молитвослов императрицы - Мария Спасская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
— Передайте Виктору Альбертовичу, что к нему Эммануил Коган.
И, пока администратор выполняла просьбу, приемная пришла в оживление.
— А позвольте узнать, господин Коган, по какому-такому праву вы без очереди? — ядовито поинтересовалась молодящаяся посетительница явно за восемьдесят.
— Мадам, это же тот самый Коган! Пианист! — пристыдил соседку тучный джентльмен, сидящий у стены.
— Ну и что, что тот самый? — взвилась старуха. — А я Рагнеда Заславская, меня сам Рерих рисовал!
Общество тут же разделилось на горячих поклонников классической музыки, державших нашу сторону, и яростных демократов, не признающих чинов и званий. В разгар словесной перепалки открылась дверь, выпуская старика с львиноголовой палкой, и на пороге показался доктор Белкин. Был он маленький, круглый и совершенно лысый, как бильярдный шар. Зато черная, с проседью борода его достигала столь внушительного размера и густоты, точно вобрала в себя всю отсутствующую на голове растительность. Живые черные глаза его окинули очередь быстрым взглядом и остановились на Эммануиле. В бороде образовался проем, откуда долетел приятный тенорок:
— Прошу вас, господин Коган.
Эммануил с достоинством прошествовал в кабинет, ведя меня под руку. За нами закрылась дверь, и доктор Белкин, протягивая руку для рукопожатия, торжественно провозгласил:
— Невероятно польщен знакомством с одним из величайших пианистов современности! Надеюсь, Эммануил Львович, мы станем дружить семьями. Мою Танюшу вы видели в приемной, чуть позже я вас с ней познакомлю. Теперь представьте меня своей супруге.
Эммануил пожал протянутую руку и с теплотой в голосе проговорил, глядя на меня:
— Это Мирослава Юрьевна, она у меня историк-архивист. Работает в Федеральном государственном архиве.
— Очень интересно! — оживился доктор. — А я Виктор Альбертович Белкин. И тоже некоторым образом архивист.
Он улыбнулся и возбужденно пояснил:
— Пока писал книгу о Петре Александровиче Бадмаеве, сделался во всех возможных архивах своим человеком, так что общих тем у нас найдется предостаточно.
Я поняла, что разговоры о книге так и вертятся у доктора на языке и что достигнуть желаемого будет даже легче, чем я полагала, и с благодарностью улыбнулась. В приоткрывшейся двери показалась старушечья голова со взбитыми локонами и осуждающим лицом и тут же скрылась обратно, но пристыженный доктор сразу же сменил тему, приняв деловой тон. Он строго проговорил, указывая на дверь между шкафами:
— Эммануил Львович, отдохните в соседней комнате, нам с вашей супругой нужно немного посекретничать.
Муж удалился в соседнее помещение, оказавшееся чем-то вроде комнаты отдыха, а мы с доктором уселись друг напротив друга в удобные кресла, и Виктор Альбертович улыбнулся:
— Как в таких случаях говорят? Рассказывайте, дорогая моя, что вас беспокоит!
— Эммануил очень хочет, чтобы у нас был ребенок, — нарочито смущаясь, заговорила я, — но мне уже тридцать восемь лет, и я не уверена, что в таком возрасте женщине можно заводить детей.
— У вас что же, ранний климакс? — Врач озабоченно склонился к моей руке и взялся за пульс.
— Нет, в этом отношении все в порядке.
— Тогда, может быть, проблемы по гинекологической части? — выдвинул он новое предположение, сосчитав пульс и выпуская мою руку.
— Да вроде бы здорова.
Белкин сердито посмотрел на меня.
— Мирослава Юрьевна, не ожидал от вас! Вы же красивая, умная женщина в самом расцвете детородного возраста! Что вы себе морочите голову? От такого мужчины, как ваш муж, нужно каждый год рожать по ребенку! Это бриллиант генофонда, а вы капризничаете. Сколько лет вы за ним замужем?
— Два года.
— Следовательно, вы пропустили уже двух детей. Немедленно идите и наверстывайте. Снимите номер в отеле и не выходите оттуда до тех пор, пока не забеременеете. От работы я вас освобождаю. Без вас справятся. Чем вы там занимаетесь, в этом своем архиве?
— Я выставку сейчас готовлю, к юбилею расстрела царской семьи.
— Печальный юбилей. Не надо было никого расстреливать. Это они, конечно, перегнули палку. Ну да что от них ожидать? — Белкин сердито поморщился. — Доктора Бадмаева раз за разом в ЧК забирали, а старику сто девять лет было.
— На самом деле Бадмаев был такой старый? — усомнилась я. — Или это все-таки мистификация?
— Да какая там мистификация! — оседлав любимого конька, горячо воскликнул врач. — В следственном деле Бадмаева в ЧК лежит справка, что Петр Александрович родился в тысяча восемьсот десятом году. Умер в девятьсот двадцатом. А в девятьсот седьмом родилась его последняя дочь. Вот и считайте, во сколько он сподобился ее зачать! Трудился до самой смерти. Перевел на русский язык тибетский трактат «Чжуд-ши», вместе с Михаилом Ригелем совершили прорыв в геронтологии. В основном, конечно, разработками уникальных препаратов занимался юноша. Невероятно талантлив был, жалко, погиб во время пожара.
— А что же случилось? — направляла я беседу в нужное русло.
— Я в своей книге как раз описывал этот случай, — с удовольствием потер ладони доктор Белкин. — На лечении у Михаила Леонидовича находились Воскобойников и некая Раиса Киевна Симанюк. Оба были очень плохи, практически при смерти. Ригель внутривенно по особому графику вводил им сыворотку из вытяжки медузы в смеси с настоем трав Бадмаева. Он был там, когда опьяненная свободой чернь подожгла мызу Бадмаева на Поклонной горе, и первым делом вынес из огня своих подопечных. Затем вернулся в дом за бумагами отца, но крыша рухнула, и Ригель сгорел. И унес с собой тайну вечной жизни. Доктор Бадмаев перевез пациентов своего ученика в Петроградскую клинику на Ярославской улице и некоторое время фиксировал положительную динамику в дневнике, а потом Бадмаеву стало не до пациентов. За старика принялась ЧК.
Это был как раз тот разговор, к которому я стремилась. Я подалась вперед и с любопытством осведомилась:
— Виктор Альбертович, откуда вам известно, что Воскобойников и Симанюк до сих пор живы? И не просто живы, а свежи и юны?
— А вот взгляните. — Неожиданно обнаружив во мне благодарного слушателя, доктор поднялся и торопливо устремился к рабочему столу у окна. Выдвинул нижний ящик, извлек старомодную папку и вернулся к креслу.
Присел и, развязав ботиночные тесемки, вынул потрепанный журнал, на обложке которого я прочла «Знание — жизнь». Я уже знала, что геронтолог покажет мне статьи В. Воскобойникова. И точно. Доктор открыл заложенную страницу и указал на фотографию юноши в верхнем ее углу.
— Видите это лицо? Это Влас Воскобойников.
— Влас? А разве он не Варфоломей? — протянула я, рассматривая нечеткий снимок невероятно похожего на Майкла человека, подстриженного под полубокс по тогдашней советской моде.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Молитвослов императрицы - Мария Спасская», после закрытия браузера.