Книга Гортензия - Жак Экспер

Насколько я себя помнила, отец всегда оберегал меня от всего на свете, можно сказать, даже пас. Однажды, я тогда уже была подростком, он признался, что не смог бы перенести, если бы со мной что-то случилось. «Я бы не пережил этого», – добавил он вполне серьезно.

Но и сегодня мне не удается его убедить, что девочка выросла и не требует такой тщательной опеки. Например, он не хочет, чтобы поздним вечером я ездила одна в метро. «Неподходящее место для молодой и красивой девушки двадцати пяти лет», – порой замечает он полушутя-полусерьезно, оправдывая свои приезды за мной на работу или заказ такси, когда он бывает занят. «Со мной ты всегда в безопасности».

Надеюсь, так и будет впредь. Все эти годы, проведенные в разных уголках планеты, он постоянно держал меня перед глазами, как он тогда говорил. А я издевалась, называя его еврейской матерью. На что он всегда отвечал, что, кроме меня, для него никого не существовало, что только ради меня у него был смысл жить и бороться. Мое детство с ним, на взгляд «нормальных людей», проходило хаотично и беспорядочно. Но, повторяю, мне нравилась эта бродячая жизнь, где ни один день не походил на другой, и я очень сожалела, когда однажды он принял решение вернуться в Париж.

– Ты там родилась, пришла пора тебе там обосноваться.

Возвращение во Францию обернулось для меня непростым погружением в реальную жизнь. Мы вернулись три года назад, и первые месяцы были самыми трудными. В столице я не могла найти себе места, все было чересчур сложно, люди агрессивны, неинтересны. Парижская жизнь мне казалась слишком пресной по сравнению с той, которую я знала прежде.

Мне так и не удалось завести друзей. Языковые курсы в Сорбонне, на которые я записалась, меня нисколько не увлекали. Отец советовал мне потеснее сойтись с моими сокурсниками, но они совсем меня не привлекали. Парни были самодовольны, высокомерны, полны нелепых амбиций, да и девицы строили из себя невесть что.

С некоторыми из парней у меня завязывались кратковременные отношения, но всех я почти сразу бросала. Чем больше они проявляли ко мне интерес, тем скорее это случалось. Но мне нравились мужчины и нравилось заниматься с ними любовью. Первая интрижка у меня была в пятнадцать лет, а в семнадцать я переспала с мужчиной, это произошло на пляже городка Морро-де-Сан-Паулу, в северной части Бразилии. Отец так об этом и не узнал.

Французы проигрывали в сравнении, они были банальны, лишены фантазии.

Я много раз просила отца вернуться: здесь мне все было чуждым, настаивала я. Но он утверждал, что рано или поздно я оценю по достоинству европейскую жизнь. «И потом, я же рядом», – отшучивался он.

Однажды вечером, когда мы вместе жили в Буа-Коломб[22], отец вдруг заявил, что пора бы мне начать самостоятельную жизнь, он даже нашел для меня подходящую квартиру-студию на двенадцатом этаже.

– Мне нелегко с тобой расставаться, – признался он, – но ты уже слишком взрослая, чтобы продолжать жить со стариком-отцом.

Я всплакнула, стала уверять, что не хочу его покидать. Но решение было принято, а его решения всегда были приказом. И на этот раз я, как всегда, подчинилась.

Отец был не из тех, кому говорят нет.

Но я догадывалась, почему он захотел меня отдалить. У него поселилась женщина – манерная, ухоженная, типичная француженка. Немолодая, около пятидесяти, но все еще красивая, должна признать. Стройная, подтянутая, с крепкой грудью (не обошлось без коррекции, уверена), кокетливая и всегда прекрасно, хотя и чуточку вульгарно, одетая, с крашеными черными волосами, явно чтобы скрыть намечавшуюся седину. Отцу всегда нравились такие бабы.

Раньше меня присутствие подружек отца никогда не стесняло, обычно они мне нравились. А эта еще и прикладывала массу усилий, чтобы мне угодить. Между тем она мне не приглянулась с первого же взгляда. И чем больше она лезла из кожи, стараясь проявлять ко мне любезность и внимание, тем больше меня отталкивала. Я находила ее расчетливой и наглой, и меня совсем не устраивало, что она влезла между мной и отцом, разрушив нашу близость. Едва переехав к нам, она сразу же стала себя вести как хозяйка.

Но самым неприятным было даже не то, что я видела ее постоянно, а отношение к ней отца. Казалось, он очень ею дорожил, и я не выносила, когда он при мне ее целовал или обнимал. Но я ни разу не сделала ни единого замечания по ее поводу, и он продолжал притворяться, что все у нас идет нормально.

Детская неуместная ревность – я согласна, но только я все время видела в ней соперницу, отобравшую у меня отца. Однако я не собиралась с ней сражаться, и главное, не хотела дать ей понять, что ее боюсь. Так что я без лишних разговоров переехала в снятую для меня квартиру-студию, говоря себе, что в самом скором времени романтическая история завершится. Знакомая песенка, утешала я себя. Скоро ты надоешь отцу, старушка, как и все прочие.

Отец был доволен моим согласием.

– Теперь ты задышишь полной грудью. Только не думай, что папаша сбросит тебя со счетов, дочка! – шутил он. И, нежно целуя, добавлял: – Ты навсегда останешься любовью моей жизни, ведь сама знаешь.

Подруга во всем его поддерживала, и в ее словах слышался вызов:

– Ну и повезло же тебе, Эмманюэль. Жить одной в квартире! В твоем возрасте я была вынуждена делить кров с родителями, а мне так хотелось независимости.

Все это произошло два года назад. Но и по сей день они вместе. Отец вопреки моим ожиданиям, похоже, не собирается ее бросать. Уж не знаю почему. Возможно, из-за их особой манеры вспоминать прошлое: иногда у меня возникает впечатление, что они знакомы сотню лет. Когда я однажды спросила об этом отца, он лишь пожал плечами и сказал, мол, хорошо, если бы так и было, после чего резко сменил тему. С тех пор я старалась держаться от них подальше, несмотря на все усилия отца нас сблизить, и предпочитала встречаться с ним, когда ее не было рядом. Знаю, это ее расстраивало, но что я могла с собой поделать? Слишком уж счастливым он выглядел рядом с ней, и эта привязанность отца меня больно ранила.