Книга Перевороты. Как США свергают неугодные режимы - Стивен Кинцер

Американские лидеры настойчиво оправдывали эту политику: по их словам, страна отчаянно нуждалась в решении проблемы перепроизводства. Проблема эта по большей части оказалась раздута. Богатые американцы действительно жаловались, но в то же время множество простых людей терпели лишения. Избыток производства можно было использовать, чтобы вывести миллионы жителей из бедности, однако для этого понадобилось бы перераспределение материальных ресурсов, а его богачи вынести не могли. Поэтому они обратились к зарубежным странам.

Приняв политику открытых дверей, США решили многие социальные проблемы, но породили их же в других странах. Возникновение рынков за рубежом создало рабочие места для американцев, однако это перекроило экономику нищих государств и в разы ухудшило ситуацию с бедностью. Американские компании держали сахарные и фруктовые плантации на островах Тихого океана, в странах Карибского бассейна и Центральной Америке и таким образом вытесняли бесчисленное множество мелких фермеров. Тем приходилось становиться подрядными рабочими, и в них – неудивительно – росла ненависть к Штатам. В то же время американские компании заполнили эти страны своей продукцией, что не позволяло развиваться местной индустрии.

Последствия первой американской операции по свержению власти отразились не только на самой стране, но и на всем мире. В Штатах они объединили народ, который по-прежнему страдал от пережитков Гражданской войны; укрепили влияние сенсационной прессы, особенно самого страстного ее представителя – Уильяма Рэндольфа Херста; и убедили большинство американцев, что их стране предназначено править миром. Еще они порядком пошатнули веру американцев в собственную безгрешность. Скандал по поводу убийств и пыток на Филиппинах, например, должен был заставить американцев переосмыслить амбиции своей страны, однако этого не произошло. Напротив, они смирились с мыслью, что их солдатам приходится применять жестокость, чтобы подавлять восстания и выигрывать войны. За откровениями о насилии, которое совершали американские солдаты на Филиппинах, последовала волна протестов. Но в конце концов их заглушили другие голоса: мол, насилие случалось из-за временных помрачений ума у солдат, а рассуждать об этом – значит показывать слабость и недостаток патриотизма.

Американские президенты настойчиво оправдывали первые операции по свержению властей тем, что желали лишь освободить угнетенные народы, однако на самом деле причины интервенций были сугубо экономическими. Штаты аннексировали Гавайи и Филиппинские острова, желая обрести идеальные плацдармы для торговли с Восточной Азией; Пуэрто-Рико – чтобы защитить торговые пути и создать военно-морскую базу. Они свергли президентов Никарагуа и Гондураса, потому что те отказались предоставить американским компаниям неограниченную свободу действий. Ни в одной из этих стран Вашингтон не был готов испытать на себе бремя власти и гнев борцов за независимость.

Почему американцы поддерживали политику, которая приносит жителям других стран страдания? Две причины так переплелись, что можно считать их одной: контроль над далекими землями стали рассматривать как необходимость для экономического благополучия США. Это объяснение вытекает из еще одного – из глубоко укоренившейся веры большинства американцев в то, что их страна применяет силу на благо всего мира. Таким образом, если обобщить, оправдываются даже самые разрушительные действия. Целые поколения политических и предпринимательских лидеров Америки признают силу благородной идеи об американской исключительности. Когда они вмешиваются в дела других стран с корыстной или подлой целью, они неизменно настаивают, что в конечном итоге их действия помогут не только Штатам, но и жителям тех государств – а значит, они действуют в целях справедливости и мира во всем мире.

История, которую создали американцы с 1893 по 1913 год, показывает еще два факта геополитической жизни. Первый касается решающей роли президентов США в событиях мирового масштаба. Можно бесконечно рассуждать о всяческих «если бы». Если бы антиимпериалист Гровер Кливленд в 1888 году не уступил на выборах Бенджамину Гаррисону (Кливленд победил в народном голосовании, однако проиграл по голосам коллегии выборщиков), США определенно не поддержали бы революцию против гавайской монархии. Если бы в 1898-м президентом стал не Уильям Маккинли, то другой, возможно, решил бы после Испано-американской войны позволить Кубе и Филиппинам прийти к независимости. Если бы ярый сторонник предпринимательства Уильям Говард Тафт не пришел к власти в 1908 году и не назначил Госсекретарем юриста по корпоративным вопросам Филандера Нокса, Вашингтон мог и не настаивать на свержении Селайи в Никарагуа и тем самым не уничтожить надежду на модернизацию Центральной Америки. Когда президенты способны столь безбоязненно решать судьбу зарубежных стран, неудивительно, что не американцы иногда жалеют, что не принимают участие в американских выборах.

Второй факт, который становится очевидным из истории данной эры, – полное безразличие со стороны США к мнению населения, чьи земли они захватывают. Американские власти прекрасно понимали, что большинство гавайцев выступают против присоединения к Штатам, однако их это не остановило. Представители Кубы, Филиппин и Пуэрто-Рико не присутствовали во время переговоров в Париже, которые положили конец Испано-американской войне и определили судьбу их стран. В Никарагуа и Гондурасе даже американские дипломаты в отчетах Вашингтону отмечали, что проект либеральной реформы гораздо популярнее, чем олигархические режимы, которые насаждали США. Мысль, что победившая сторона должна прислушиваться к общественному мнению местных жителей, казалась многим американцам попросту абсурдной. Они видели латиноамериканцев и азиатов такими, как их изображают на карикатурах на страницах прессы: одетыми в лохмотья детьми, зачастую с цветной кожей, которые совершенно не понимают, что для них хорошо, а что плохо.

Несмотря на то, сколько всего написано о глобальных изменениях, которые 1898 год принес США и бывшим испанским колониям, гораздо меньше внимания уделяют самой Испании. Там это страшное поражение уже многие годы описывают просто как el catastrofe[3]. Она обозначила крах империи, прожившей более четырехсот лет и сыгравшей значительную роль в мировой истории. Далее неминуемо последовал период взаимных обвинений. Впрочем, в то время появились великолепные поэты, романисты и философы, ставшие известными как «Поколение 98-го года». Они вместе составили, наверное, важнейшее интеллектуальное движение в истории Испании. Эти личности, среди которых были Рамон дель Валье-Инклан, Мигель де Унамуно и Хосе Ортега-и-Гассет, возвестили культурное и духовное возрождение своей страны. Их вера, что родина может добиться величия сама по себе, не будучи частью империи, помогла заложить основы для Испанской Республики, которая родилась в 1930-х годах, и для более успешной, яркой Испании, что появилась в конце двадцатого века. Некоторые даже рассматривают возрождение Испании как пример того, что страны могут не только пережить крах империи, но и в итоге стать стабилизирующей силой в мире, над которым они пытались господствовать.