Там, вне стен хижины, она не стала бы так бояться, в этом она не сомневалась.
Лес так часто становился участником сказок, которые рассказывал отец, когда она была еще совсем маленькой.
Ей очень хотелось, чтобы старички-лесовики, живущие где-то под землей в корнях деревьев, пробрались сейчас через пол хижины и помогли ей, или волшебные птицы отправились к графу, разбудили бы его и прощебетали о приключившейся беде.
Но она не могла послать к нему птиц, поэтому стала мысленно призывать его на помощь. Ее послания улетали на призрачных крыльях над лесом к далекому дому.
— Помогите мне! Помогите мне! — стонала она.
Граф, конечно, мог бы услышать мольбы попавшей в беду, но все-таки их мало что объединяло, они не были духовно близки друг другу, чтобы он сразу откликнулся на ее призывы. Она чувствовала это.
Затем она вспомнила, как он поцеловал ее руку, когда они желали друг другу спокойной ночи. Она все еще ощущала прикосновение его губ, теплых, мягких, ласковых.
— Помогите мне! Помогите мне!
И Кармеле опять почудилось, что зов о помощи полетел, словно на крыльях, уносясь из темницы, куда ее заточили, к единственному на свете человеку, который мог спасти ее.
Душа и тело тосковали по нему, и словно вспышка молнии, ее осенило, — она полюбила этого человека всем сердцем.
Граф проснулся, ожидая чего-то необыкновенно приятного впереди.
Селвин вспомнил о планах отправиться с Фелисити в дальнюю поездку верхом. Конечно, благодаря этой поездке он, несомненно, узнает много нового о своем поместье. Но главное, она доставит им с кузиной огромное удовольствие.
Он потянулся в постели, зевнул и вдруг вспомнил, что просыпался ночью от тревожного чувства, хотя так и не смог понять, в чем же, собственно, было дело.
Он пролежал с открытыми глазами достаточно долго, размышляя о Фелисити, ее привлекательности и неожиданно ярком уме и образованности.
«С ней никогда не надоедает разговаривать, — думал он, — но мозги женщине все-таки ни к чему».
Если у него когда-нибудь родится сын, он бы очень хотел вырастить его умным и сильным. Но для дочери ум и образованность вряд ли будут иметь хоть какое-нибудь значение.
Впрочем, может, и стоит дать ей образование. И хотя многие наверняка не одобрят этого, оно поможет ей всегда оставаться для мужа загадкой.
«Принцу не надоест общество Фелисити», — решил он.
Но вслед за этой пришла и другая мысль:
«А как быть, если сам принц не сможет соперничать умом с моей кузиной? Полагаю, рано или поздно она будет управлять Хорнгелышейном, — сделал он неутешительный вывод, — и Фредерик не сможет ничего с этим поделать».
Он также признал, что сам обязательно бы возненавидел женщину, которая подмяла бы его под свой каблучок, будучи явно умнее его.
Тут он подумал, что его будущая жена, а женитьбой он непременно займется ради прямых наследников, в которых он нуждается, преспокойно может оказаться как умной, так и глупой.
Граф перебирал в памяти всех знакомых ему женщин, свои бурные, но короткие романы. Ему не удавалось припомнить ни одну, с которой можно было бы разговаривать на серьезные темы. Впрочем, о разговорах с ними ему вообще не приходилось думать. А вот с Фелисити все складывалось совсем иначе.
Сегодня, когда они остановятся на завтрак в придорожной гостинице, она обязательно развлечет его своей беседой и непременно станет поддразнивать его.
Как приятно, когда она поглядывает на него из-под чуть загнутых кверху, как у ребенка, ресниц. А в глазах появляется озорной блеск, который он уже научился распознавать.
— Проклятье! — выругался он. — Она слишком хороша для этого зеленого юнца Фредерика! Он очарован ее смазливым личиком и не может оценить гибкость и остроту ее исключительного ума.
Стоило ему подумать о Фелисити, ее образ явственно предстал перед ним, настолько явственно, словно она стояла подле кровати, разговаривая с ним.
Тогда он перевернулся на другой бок, заставляя себя думать о других вещах, и постараться уснуть снова.
Камердинер графа бесшумно вошел в комнату, чтобы поставить около кровати поднос, на котором стоял чайник с чаем и лежали тончайшие ломтики хлеба с маслом.
Он подошел к окну, отдернул занавески и впустил в комнату утреннее солнце.
— Отличный денек, Джарвис, — заметил граф.
— Да, ваша светлость. Простите, сударь, но миссис Хантли в волнении.
— Чем же она так взволнована? Что-нибудь произошло в доме? — поинтересовался граф, наливая себе чай.
— Она нигде не может найти ее светлость, сударь?
Граф не смог скрыть удивления.
— Что вы имеете в виду, говоря «она нигде не может найти ее светлость»?
— О, простите, ваша светлость, молодой госпожи нет в комнате. Она попросила разбудить ее рано утром, собиралась ехать кататься с вашей светлостью, но теперь ее нигде нет.
— Скорее всего, она встала пораньше и отправилась к конюшням, — предположил граф.
— Нет, ваша светлость, миссис Хантли тоже так подумала сначала, но ее светлость не одевалась. По сути, по словам миссис Хантли, в шкафу барышни недостает только теплого халата, который она ни разу и не одевала с тех пор, как приехала сюда.
— Звучит таинственно, — добродушно улыбнулся граф, — но полагаю, всему этому существует какое-то объяснение.
При этом он решил, что Фелисити поднялась на крышу полюбоваться рассветом или пошла в библиотеку, выбрать почитать какую-нибудь книгу.
Он всегда считал миссис Хантли слишком суетливой и часто взволнованной из-за всяких пустяков, и сегодняшний случай — отличное тому подтверждение.
Раздался стук в дверь, и Джарвис пошел открывать ее.
Он поговорил с кем-то за дверью и через минуту возвратился в комнату.
— Ну что там еще? — спросил граф, потягивая чай.
— Миссис Хантли попросила меня сообщить вашей светлости, что одна из черных горничных только что нашла вот это за дверью черного хода.
С этими словами Джарвис протянул графу светло-сиреневый шлепанец.
— Вы говорите, это нашли у двери черного хода? — уточнил граф.
— Да, ваша светлость, и мистер Ньюман говорит, он обнаружил следы колес кареты. Он клянется, их не было там вчера вечером, когда он возвращался в дом.
Граф поставил чашку и быстро поднялся. Он спешно оделся и вышел из комнаты, направляясь в спальню Кармелы.
Миссис Хантли, как он и ожидал, в отчаянии запричитала:
— Как я рада, что вы пришли, ваша светлость! С нашей барышней никогда не было никаких хлопот, ни разу, с тех пор как она приехала сюда. Я посылала горничных искать ее повсюду, и нет ни одной комнаты в доме, где бы мы не пытались ее найти.
