Крепко держа ее на руках, герцог вновь пустился бежать, и Магнолия вдруг поняла, что теперь ей ничто не угрожает, потому что она рядом с ним. Страх исчез без следа, уступив место ощущению счастья.
Оно было таким сильным, что она инстинктивно обвила шею герцога левой рукой, чтобы ему было легче нести ее.
А он, решив, что Магнолия испугалась, весело произнес:
— Не бойтесь. Мы победили, и теперь им нас уже не догнать.
Но еще не закончив фразы, он услышал мужские голоса, кричащие что-то у него за спиной. Поняв, что слишком рано расхвастался, герцог помчался еще быстрее, а Магнолия, ощутив прилив ужаса, прижалась к нему.
Неужели они проиграют сейчас, в последний момент! Неужели их снова схватят после жуткого спуска по губительному карнизу!
В панике ей казалось, что голоса приближаются; потом послышался выстрел, за ним еще два или три.
Герцог что-то сказал, и, взглянув вперед, Магнолия увидела лучи двух фонарей. Фонари приближались, и вскоре стало видно, что их держат матросы с яхты.
Герцог подбежал к ним, и чей-то голос по-английски сказал:
— Мы беспокоились о вашей светлости. Боялись, вдруг вы заблудились где…
— Дело гораздо хуже, — ответил герцог. — Как можно быстрее доставьте нас на борт яхты. Нельзя терять ни минуты.
Один матрос поспешил вперед, освещая фонарем извилистую дорожку между утесов, а другой шел в арьергарде.
Шлюпка ждала их в песчаной бухте, и герцог, усадив в нее Магнолию, помог матросам оттолкнуть лодку от берега. Силуэт яхты на фоне ночного неба показался Магнолии самым желанным зрелищем в ее жизни, но, когда матросы взялись за весла, со скал наверху послышались крики.
Обернувшись, Магнолия вскрикнула от неподдельного ужаса: на фоне скал она различила темные тени. Это были разбойники.
— Быстрее, — приказал герцог. — Они могут открыть огонь!
Едва он это произнес, раздался выстрел. Пуля просвистела мимо, а через несколько минут шлюпка обогнула яхту и оказалась вне поля зрения разбойников.
С палубы спустили трап, и капитан помог Магнолии подняться на борт.
Она стояла в нерешительности, дрожа от страха, пока к ней не присоединился герцог. Он вновь взял ее на руки, сказав капитану:
— Капитан Бриггс, немедленно поднимайте якорь! На борту есть оружие?
— Только несколько спортивных ружей, ваша светлость.
— Пусть их принесут! — велел герцог.
Он отнес Магнолию в салон и положил на первую попавшуюся софу.
Когда он уходил, она протянула к нему руки с криком:
— Нет… нет… не оставляйте меня! Они могут…
Но эти слова были сказаны в пустоту. Герцог уже выбежал из салона, и Магнолия услышала его голос, требующий дать ему ружье.
Внезапно она осознала, что разбойники могут попасть в герцога до того, как яхта выйдет за пределы досягаемости ружей.
При свете палубных фонарей он станет легкой мишенью, а если его убьют…
От одной мысли об этом Магнолия закричала. Потом она услышала выстрелы с берега и ответный огонь с яхты.
— Его убьют… я знаю… его убьют! — еле слышно прошептала она и потеряла сознание…
Когда Магнолия пришла в себя, ей показалось, что прошло ужасно много времени: она не слышала никаких выстрелов, только размеренное бормотание мотора.
Они плыли, плыли прочь от разбойников, и ее герцог был цел и невредим, как сообщил ей Джарвис.
Именно Джарвис нашел Магнолию, лежащую без сознания, и, как она вспомнила уже потом, перенес ее в каюту, привел в чувство с помощью бренди, помог раздеться и лечь в кровать.
Она так испугалась за герцога, была так измучена пережитым, что не сопротивлялась и не возмущалась; временами ей даже казалось, что перед ней не Джарвис, а ее старая добрая няня.
Только услышав голос герцога в коридоре, она тревожно спросила:
— Его светлость… что с ним?
— Все хорошо, ваша светлость. Я только что его видел. Мне кажется, он собирается искупаться и переодеться. Как только он примет ванну, я сообщу, что ваша светлость желает его видеть.
Не дожидаясь ответа, лакей вышел из каюты.
Лежа на подушках, Магнолия думала о том, что голос герцога, доносящийся из соседней каюты, — самый успокоительный звук, который она когда-либо слышала.
Он жив, ему ничто не грозит — и значит, нечего больше бояться, можно закрыть глаза и отдыхать, отдыхать…
«Он жив!»
Эти слова едва не срывались с ее губ, она заново чувствовала, как он прижимает ее к себе, слышала, как стучит его сердце, когда он бежит, унося ее от опасности.
Она запомнила силу его рук и ощущение безопасности, овладевшее ею, когда он взял ее на руки, — несмотря на страх, Магнолии не хотелось расставаться с этим чувством.
Услышав, как герцог рассмеялся в соседней каюте, она поняла, что любит его!
Это открытие было таким волнующим и таким неожиданным, что на мгновение она оцепенела, не в силах поверить в его реальность.
Потом она вспомнила, что похожее чувство ис-пытала в Нью-Йорке, когда после танца с молодым англичанином ей вновь захотелось его увидеть. Только сейчас оно было во сто крат сильнее и наполняло ее всю, от кончиков пальцев ног до макушки.
— Я… люблю… его! — повторяла она, пытаясь доказать себе, что это правда, а не чудесный сон.
Но как это произошло? Как она могла полюбить человека, которого ненавидела и презирала?
Впрочем, ее разум услужливо говорил, что это вполне объяснимо.
Герцог был не только самым красивым из всех мужчин, которых она видела в жизни, но и самым добрым, самым нежным и самым надежным защитником.
Магнолия понимала, что ни один человек, включая отца, не смог бы уговорить ее пройти по карнизу в несколько дюймов шириной, не закричав от страха, когда любой неверный шаг означает неминуемую смерть.
Герцог заставил ее поверить ему, и, как думала сейчас Магнолия, любовь к нему не позволила ей ни на секунду в нем усомниться.
— Он… чудесный! Великолепный! — повторяла она снова и снова, чувствуя, как безумно бьется ее сердце — совершенно иначе, чем билось оно во время побега.
Дверь каюты открылась, но, с нетерпением повернув голову, Магнолия увидела, что это вовсе не герцог, а Джарвис.
— Его светлость шлет вам привет, ваша светлость, но шеф-повар с минуты на минуту должен приготовить питательнейший бульон, и его светлость спрашивает, может ли он выпить его здесь вместе с вами.
— Да… конечно! — с восторгом воскликнула Магнолия.
Джарвис исчез, и появился через минуту с подносом, на котором стояла супница с бульоном и чашки; рядом с ними, в ведерке со льдом, покоилась бутылка шампанского.