Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
* * *
Но против природы не попрешь. Как я уже неоднократно говорил, бюрократия — это социальный организм, который развивается по собственным законам. Сталин по мере сил пытался контролировать его развитие, жестко давя то, что он считал неправильным. По сути он пытался сдерживать бюрократический аппарат силой своей воли. То же самое делал в свое время Наполеон. И итог, кстати, вышел похожий. После падения императора вся французская история с 1815 по 1870 годы, несмотря на три сменившихся режима, — это сквозная история деградации французской государственной машины. Которая закончилась позором военного разгрома и первой в истории социалистической революцией — Парижской коммуной…
Советская бюрократическая система, если излагать схематично, выглядела следующим образом. Стержнем ее был партийный чиновничий аппарат — начиная с Центрального комитета и кончая провинциальным райкомом. Огромному центральному аппарату фактически подчинялись все остальные государственные структуры. В том числе и «конституционная» исполнительная власть — система исполнительных комитетов, министерства, каждое из которых образовывало собственную бюрократическую структуру. К этому подверстывались и дополнительные «несущие конструкции» — такие как комсомол, профсоюзы и более мелкие организации. Как известно, СССР был государством с плановой экономикой. Поэтому чиновников было много.
Все эти структуры были довольно заковыристо переплетены. Но основой, как я уже сказал, являлась партия. Именно партийные структуры были главной кузницей кадров, а партийная карьера — магистральной дорогой в чиновничьей судьбе. И, что самое смешное, при Сталине эта громоздкая система в общем-то прилично работала. До поры до времени. Но становилось понятно, что если эффективность структуры держится, по сути, на одном-единственном человеке, то система ненадежна. Да и вообще — это была в чистом виде так называемая мобилизационная модель развития. Такие сооружения эффективно действуют в крайних ситуациях — таких, которые и переживала страна — головокружительного экономического рывка и войны. Но… Мобилизационную модель можно сравнить с ракетой — она стремительно взмывает вверх и летит некоторое время, но потом, когда горючее кончается, падает на землю. К тому же к началу пятидесятых в стройных рядах партийной элиты снова стали проявляться все те же милые черты — стремление превратиться в замкнутую привилегированную касту. В общем, это была широкая дорога в тупик.
И тогда вождь народов задумал грандиозную перестройку. В конце своей жизни Сталин, по мнению многих современных историков, попытался, по сути, совершить новую революцию. Он планировал фактически отстранить партию от власти, оставив ей идеологически-показушную функцию. А власть передать собственно государственным органам, которые с начала военного коммунизма находились на третьих ролях.
Напомню, что Вождь являлся к этому времени не только главой партийного аппарата, но и председателем Президиума Верховного Совета. То есть занимал должность главы конституционной власти. (В «сталинской» Конституции о руководящей роли партии ничего не сказано.) Так вот, в 1952 году Сталин заявил о своем намерении уйти с поста Генерального секретаря ВКП(б). Причем ни для кого не было секретом, что от власти он отказываться не собирается. Для партийной бюрократии этот финт означал полный крах, поскольку выводил всю сложнейшую систему партийных чиновников из главной игры на обочину. Точнее — низводил главную бюрократическую структуру страны до уровня вспомогательной, «пристяжной». Такой же, в какую давно уже превратились, к примеру, профсоюзы. Это означало полную перестройку всей системы управления. Которая тихо и мирно не могла пройти по определению. Власть никто добром никогда не отдает. А в те времена методы были суровые. Но в любом случае такая перестановка сил означала бы грандиозную перетряску всей сложившейся бюрократической структуры. Те, кто был «всем», становились если не «ничем», то очень к этому близким. Возможно, удайся этот план, мы жили бы теперь совсем в иной стране…
Но Сталин явно недооценил силы сопротивления порожденной им системы. Никто не хотел умирать. Так что загадочная смерть Вождя вполне закономерна. Люди из высшего партийного руководства сыграли на опережение. Я не собираюсь подробно вдаваться в эти криминально-политические игры. Стоит только отметить, что за всей этой темной историей просматривается отнюдь не «злодей Берия», а как раз «великий демократизатор» Никита Хрущев.
Реванш бюрократии
С тем большей силой проявились тенденции «окукливания» бюрократии, когда грозного вождя не стало. После смерти Сталина бюрократия взяла свое. ХХ съезд был направлен прежде всего на «реабилитацию» представителей партийной элиты. Да и вся так называемая хрущевская «оттепель» — это на самом-то деле откровенный реванш чиновников, которым при Сталине жить было несколько неуютно. Избежав страшной угрозы, представители партийной бюрократии стали закреплять свои позиции — да так, чтобы уже никто не смог бы на нее покуситься.
По сути, именно в 1956 году в СССР бюрократия полностью захватила власть — и жизнь покатилась по ее законам. Возродилась тенденция двадцатых годов, прерванная «незаконными репрессиями»: превращения бюрократии в господствующий класс. И пошло-поехало.
А что бюрократии надобно? Прежде всего — стабильности. Так оно и получилось. Именно при Хрущеве по-настоящему оформилось понятие «номенклатура». То есть бюрократическая каста, попадание в которую гарантировало дальнейшую безбедную жизнь. Именно с тех пор и аж до Андропова, чтобы вылететь из этой системы, требовалось совершить уж что-то запредельное. В противном случае разбирались «по-родственному». Так, к примеру, проштрафившегося работника, скажем, обкома, «бросали на профсоюзы» — то есть переводили в менее престижную структуру. Или того веселее — назначали директором завода. И так далее. Но из номенклатуры чиновник не вылетал. Это не предыдущий период, когда из любого высокого кабинета была видна Колыма.
Исследователь теории элит К. Манхейм в этой связи писал: «…важно, чтобы приток людей в эти (элитные — А. Щ.) группы допускал их селекцию…из большого общества» и отмечал, что источником угрозы современному массовому обществу является упадок принципа рекрутирования элиты, основанного на «признании личных достоинств». Так вот, доступ в государственную элиту, а только бюрократия в СССР являлась таковой, чем дальше, тем более был затруднен. Бюрократическая структура стала жить сама для себя. И начались веселые дела…
Именно после ХХ съезда партии вошло в обиход так называемое «коллегиальное руководство». То есть решения принимались коллективно. А следовательно, никто по большому счету за них не отвечал. Тем более что руководила партия, а воплощали ее судьбоносные решения другие структуры.
Собственно, вся дальнейшая «верхушечная» советская история — это как раз борьба бюрократии против беспокоящих факторов. С этой точки зрения замена Хрущева Брежневым выглядит вполне логичной. Как ни относиться к Никите Сергеевичу, но он все-таки являлся незаурядным человеком, воспитанным той великой сталинской эпохой. А потому если не осознавал умом, то, по крайней мере, догадывался о милой особенности возглавляемой им системы, так и продолжавшей жить по мобилизационной схеме: она предназначена для решения сверхзадач. Самые знаменитые хрущевские авантюры — целинная эпопея, заморочки с кукурузой и ракетные игры с Кубой, приведшие к Карибскому кризису, преследовали все ту же цель: попытки использовать доставшийся ему советский бюрократический аппарат, так сказать, по прямому назначению — для глобальных свершений. Целью первых двух было желание одним ударом решить «продовольственный вопрос». Последнего — стремление сделать геополитический «ход конем» и «показать Америке кузькину мать». Но… не вышло.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
