– Что мне теперь делать?
– Скажи, а что ты делал после того, как убил ее… пока не пришел ко мне?
– Не так уж много – все случилось только вчера. Я взял ее чековую книжку. И, словно в столбняке, вернулся к себе в комнату. Потом оделся, но не стал обуваться. Ботинки я держал в руках. А потом бродил, пытаясь все обдумать, и направился в банк к открытию. Снял одиннадцать сотен. Решил посоветоваться с психиатром и целый день выбирал, к кому обратиться. Вот и все.
– А деньги по чеку получил без проблем?
– Я всегда могу заставить человека сделать именно то, что мне нужно.
Он что-то удивленно буркнул.
– Я знаю, о чем ты подумал. Но мисс Кью я заставить не сумел.
– Так, – согласился он.
– Если бы я это сделал, – проговорил я, – она перестала бы быть собой, перестала бы быть мисс Кью. Ну а банкир… я только велел ему быть банкиром. – Я поглядел на него и вдруг понял, зачем он все время возился с трубкой, – чтобы опущенные веки скрыли его глаза, и я не мог бы увидеть их.
– Ты убил ее, – проговорил он, и я понял, что он меняет тему, – и погубил нечто важное для себя. Дорогое, но все-таки менее ценное, чем возможность восстановить то, что ты испытывал в компании этих детей. Но до конца ты еще не выстроил свою систему ценностей. – Он поднял глаза: – Правильно я тебя понял?
– Более или менее.
– А ты знаешь истинную причину, которая заставляет людей убивать? – Я молчал, поэтому он сам и ответил: – Чтобы выжить. Чтобы спасти себя или нечто, отождествляемое с собой. Но в твоем случае закон не срабатывает – с точки зрения выживания мисс Кью была для тебя и всей группы куда ценнее, чем то, другое.
– Тогда выходит, что у меня просто не было причин убивать ее.
– Были, раз ты убил. Просто мы еще не добрались до них. То есть причину мы знаем, только непонятно, почему она оказалась настолько важной, решающей. Ответ таится в тебе.
– Где же? – Он встал и начал расхаживать по комнате. – Имеем вполне последовательное жизнеописание. Фантазии в нем, конечно, перемешаны с фактами, о некоторых областях нет подробной информации, однако мы располагаем концом, началом и серединой. Не могу сказать с полной определенностью – однако, скорее всего, ответ может оказаться на мостике, который ты недавно не захотел переходить. Не забыл?
Я вспомнил и возразил:
– Почему там? Разве нельзя попробовать что-нибудь еще?
Он невозмутимо заметил:
– Потому что ты сам и признался.
– Не стоит придавать такое значение пустякам, – отвечал я. Этот тип время от времени начинал раздражать меня. – Это смущает меня. Не знаю сам почему.
– Там что-то скрыто, и ты боишься, что это выйдет наружу, и оно сопротивляется. То, что стремится остаться скрытым, скорее всего, именно то, что нам и нужно. Причина твоего беспокойства сокрыта, так ведь?
– Ну да, – пробормотал я, вновь ощущая ту дурноту и слабость и заново отгоняя их. После чего понял, что больше не потерплю никаких препятствий.
– Словом, продолжим. – И я лег.
Он позволил мне хорошенько изучить потолок, а потом произнес:
– Ты в библиотеке. Ты только что встретился с мисс Кью. Она расспрашивает тебя, а ты рассказываешь о детях. – Я лежал очень тихо. Однако ничего не происходило. Впрочем, нет. В теле моем возникла напряженность, распространявшаяся от самых костей, становившаяся сильней и сильнее. Наконец терпеть стало уже невмочь, однако ничего не произошло.
Потом я услышал, как он встал, подошел к столу. Покопался в нем, раздался щелчок, а за ним последовал шелест. И вдруг я услышал собственный голос:
– Есть еще Джейни, ей одиннадцать, как и мне. Бини и Бони по восемь, они близнецы. Еще Малыш. Ему – три. – И звук собственного вопля…
А потом пустота.
Я вывалился из темноты, размахивая кулаками. Сильные руки ухватили мои кисти. Они не пытались удержать меня на месте, только ограничивали движение. Я открыл глаза. Было мокро. Термос лежал на боку. Стерн согнулся надо мной, не выпуская моих рук. Я успокоился.
– Что случилось?
Он отпустил меня и медленно выпрямился.
– Боже, – сказал он, – какой разряд!
Я взялся за голову и застонал. Он бросил мне ручное полотенце, и я воспользовался им.
– Что это было?
– Я все время записывал твои слова на магнитную ленту, – пояснил он, – и раз ты никак не мог вспомнить, я попытался подтолкнуть тебя, воспользовавшись твоим же собственным голосом. Иногда этот прием творит чудеса.
– Чудо состоялось, – проворчал я, – только во мне все пробки, кажется, перегорели.
– По сути дела, да. Ты колебался на границе нежелательного воспоминания и предпочел потерять сознание, лишь бы не входить туда.
– Чем же вы довольны в таком случае?
– Осталась последняя траншея, – ответил он. – Мы уже у цели. Попробуем еще разок.
– Хватит. А то в ней и помру.
– Отнюдь. Ведь этот эпизод долго жил в твоем подсознании, и ничего, ты оставался жив.
– А на этот раз останусь?
– В любом случае не умрешь.
– Вы точно знаете, что если мы извлечем это наружу, оно не убьет меня?
– Сам увидишь.
Я поглядел на него сбоку, искоса и вдруг понял – он знает, что делает.
Врач негромким голосом пояснил:
– Теперь ты узнал о себе больше, чем прежде. Обратись к интуиции. Сам почувствуешь, как пойдут дела. До конца можешь не идти, оставь резерв для защиты. И не беспокойся. Доверься мне. Если станет совсем худо, я помогу. А теперь расслабься. Гляди на потолок и помни о больших пальцах ног. Не гляди на них, гляди вверх. Пальцы, большие пальцы. Не шевели ими, постарайся ощутить каждый. А теперь начинай считать пальцы на ногах по одному, начиная от большого. Один, два, три. Ощути этот третий палец, ощути его, почувствуй, как он расслабляется, расслабляется, расслабляется. А потом следующий за ним на обеих ступнях расслабляется. Расслабляется, потому что расслабились и все прочие пальцы, все расслабились…
– Что ты делаешь? – закричал я.
Он отвечал тем же шелковым голосом:
– Ты мне веришь, и пальцы твои тоже. Они расслабились, потому что верят мне. Ты…
– Ты пытаешься загипнотизировать меня. Я не согласен!
– Ты сам себя гипнотизируешь. Я просто направляю тебя на нужный путь. И никто не заставит тебя идти туда, куда ты не хочешь, но ты сам желаешь следовать в ту сторону, где твои пальцы расслабились, где…
И так далее. Где раскачивающийся золотой медальон на цепи, где яркий свет, где таинственные пассы? Я даже не видел Стерна. И не ощущал сонливости, о которой всегда говорили! Да, он знал, что сна у меня ни в одном глазу, и спать я не собираюсь. И я захотел стать пальцем. Расслабленным пальцем. Безмозглым, идущим, идущим, идущим одиннадцать раз, одиннадцать, мне одиннадцать.
