Детей они с Гвинет не завели, так что развода ждать придется недолго. После прохождения всех формальностей Сэм опять станет неприкаян, ни к чему не привязан. Поползет по жизни, как улитка, что тащит свой домик на спине – возможно, такой вариант и подходит Сэму больше всего. Весело насвистывая. Болтая чепуху. И пахнуть опять будет самим собой.
Машина Гвинет заводится мгновенно. Гвинет глушит мотор и смотрит через стекло большими коровьими глазами: самодовольно глядит, как он застывшими пальцами возится в проводах – она, может быть, надеется, что его убьет током. Но ей не везет: он дает отмашку, она заводит мотор, ток идет по проводам от одной машины к другой, и вот Сэм снова мобилен. Он и она обмениваются натянутыми улыбками. Он осторожно выезжает на обледенелую мостовую, машет Гвинет. Но она уже отвернулась.
Его парковочное место – позади здания – в кои-то веки не занято. Антикварный магазин находится на Куин-стрит, ближе к западному концу – там, где волна наступающей джентрификации разбивается о пустынные утесы неблагополучного района. С одной стороны – модные кофейни и эксклюзивные ночные клубы; с другой – лавки процентщиков и магазины с дешевыми платьями, которые годами выцветают за стеклом витрин на потрескавшихся манекенах. «Метро-гламур» – возглашает вывеска лавки Сэма. На витрине – тиковый столовый гарнитур 1950-х годов, стереопроигрыватель в корпусе светлого дерева. Виниловые пластинки сейчас опять в моде; какой-нибудь мажор обязательно влюбится в этот проигрыватель и уговорит предков его купить.
«Метро-гламур» еще не открылся. Сэм, звякая ключами, побеждает многочисленные замки. Напарник Сэма уже здесь, в подсобке, за своим обычным занятием – подделкой антикварной мебели. Нет, облагораживанием антикварной мебели. Звать его Нед (во всяком случае, так он говорит), а на нет и суда нет (такова его любимая поговорка). Он все равно что косметолог для мебели, только в его «салоне красоты» она не молодеет, а старится. В воздухе – тонкая взвесь опилок, и воняет морилкой для дерева.
Сэм плюхает сумку с вещами на винтажное имсовское кресло[27].
– Погодка мерзопакостная, – говорит он. Нед поднимает глаза от молотка и зубила – он как раз добавляет кракелюры.
– Скоро еще подкинут, – отвечает он. – На Чикаго уже сыплется. Аэропорт закрыли.
– А до нас когда дойдет?
– Попозже.
«Тап-тап», – стучит зубило.
– Наверное, все дело в глобальном потеплении.
Так теперь говорят, а раньше говорили: «Мы прогневили бога». И ведь никто ничего не может сделать, так что зря молоть языком? Надо ловить кайф, пока еще можно. Танцуй, пока молодой. Хотя Сэму особо не до веселья. До него медленно доходит то, что случилось сегодня между ним и Гвинет. Доходит и оседает где-то в глубине. Там уже образовался холодный островок.
– Чертов снег, он у меня уже вот тут сидит, – говорит он.
Тап-тап-тап. Пауза.
– Что, баба тебя выгнала?
– Я сам ушел, – говорит Сэм, изображая равнодушие, как может. – Давно собирался.
– Вопрос времени. Должно было случиться рано или поздно.
Сэм рад, что Нед не цепляется к новости и не задает вопросов, хотя наверняка подозревает, что Сэм сильно приукрасил действительность.
– Угу, – говорит он. – Печально. Она тяжело восприняла. Но она справится. Не то чтобы ее выгнали на улицу или оставили без куска хлеба.
– Ага, ага, – отвечает Нед. У него на предплечьях столько татуировок, что кажется, будто руки обтянуты материей. Он молчалив, ибо сидел и в итоге усвоил (совершенно справедливо), что, держа рот на замке, не словишь заточку в почку. Работать с мебелью ему нравится, и он рад, что такая возможность ему подвернулась. Это хорошо для Сэма, поскольку Нед не захочет рисковать местом, задавая лишние вопросы. С другой стороны, он впитывает поступающую информацию, как разведчик-аналитик, и по требованию выдает ее абсолютно точно.
Сэм вытягивает из Неда новость: вчера ближе к вечеру заходил покупатель – Нед его видел первый раз, – мужик в дорогой кожаной куртке. Осмотрел все письменные столы. Странно, что ему приспичило этим заниматься в такую метель, но некоторые любят усложнять себе жизнь. Больше никого в магазине не было. Мужик обратил внимание на красивый стол – репродукцию в стиле директории. Он спросил цену и сказал, что подумает. Попросил, чтобы стол отложили для него на два дня, и оставил задаток в сто долларов. Наличными, не карточкой. В запечатанном конверте возле кассы. Имя написано внутри.
Нед снова принимается долбить. Сэм подходит к кассе, с небрежным видом открывает конверт. Внутри вместе с деньгами – двадцатками – лежит клочок бумаги. Сэм его вытаскивает. На клочке – только адрес и номер. Неда не проведешь, но в бизнесе они руководствуются принципом: веди дела так, чтобы потом иметь возможность все отрицать. Девиз Сэма – «Предполагай, что «жучки» повсюду». Он смотрит на номер, написанный карандашом, – «56», складывает к себе в голову, комкает бумажку и сует в карман. Как только дойдет до унитаза, спустит ее туда.
– Съезжу-ка я на аукцион, – говорит он. – Вдруг чего интересное найдется.
– Удачи, – отвечает Нед.
Аукцион – распродажа вещей из индивидуальных хранилищ. В неделю Сэм посещает две-три таких распродажи – склады кольцом охватывают город и пригороды, в каждой полосе магазинов вдоль дороги непременно окажется склад индивидуального хранения. Сэм подписан на электронную рассылку и получает уведомления обо всех аукционах в провинции, с разбивкой по почтовому индексу. Но он посещает только те, которые недалеко, в пределах двух часов езды. Иначе затраты на поездку в среднем не окупаются. Хотя особо удачливых покупателей ждут клады: кто знает, когда в очередном отсеке найдется подлинник работы старых мастеров под слоем пыли и потемневшего лака, или шкатулка знойных писем исторического деятеля к тайной любовнице, или стразы, которые окажутся бриллиантами. Недавно в моду вошли «реалити-шоу», якобы показывающие людей в момент, когда они открывают отсек и совершают судьбоносную находку. «Абракадабра!» – и вот он, весьма эффектный клад. Все охают и ахают.
С Сэмом такого никогда не случалось. И все же его сердце трепетало, когда он выигрывал аукцион, получал ключ от запертого отсека, открывал двери. Ожидая найти сокровище. Ведь любой мусор, хранящийся в отсеке, когда-то был чьим-то сокровищем – иначе его не стали бы хранить.
– Я вернусь часам к четырем, – говорит он Неду. Он всегда говорит Неду, во сколько примерно собирается вернуться. Это часть его мысленной игры, непрерывно сплетаемого сюжета. «Он сказал, что вернется к четырем. Нет, он не выглядел расстроенным. Хотя, возможно, беспокоился. Расспрашивал меня о том мужике, к нам в магазин приходил один странный мужик. В кожаной куртке. Интересовался письменными столами».
