– Молодой чэловэк, я с риском для жизни занимаюсь извозом, чтобы прокормить жэну-инвалида и троих малэньких дэтишэк, – грузин снова тяжело вздохнул. – Эсли вы нэ платитэ – вы отнимаэте дэньги у моэй сэмьи, а за это нужно платить.
– Шеф, тебя кидать никто не собирался, расслабься, – в худом лице Алексея не осталось ни кровинки. – Хочешь, мобилу возьми – все равно мне кроме Миттельщница никто не звонит.
– Иван Карлович Миттэлшниц? – глаза грузина ожили, а нос и усы чуть приподнялись. Можно было подумать, что рассказа Алексея, в котором Миттельшниц упоминался не раз, водитель не слышал.
– Он самый, – подтвердил Алексей. – Знакомы?
– Знакомьтесь, встречайтесь, любите, сношайтесь на улице счастья – Голден Стит! – нить накал Гешиных нервов перегорела, и теперь он развлекался тихим бредом и разглядыванием собственных коленей.
– Я этому барану пальцы всэ по локоть орэжу! Я ему их скормлю, а послэ выпотрошу и заставлю съэсть эще раз, а потом снова выпотрошу и снова заставлю съэсть! – водитель завелся не на шутку – усы грозно топорщились, а нос задирался вверх, открывая заросшие черной шерстью колодцы ноздрей.
– Тоже за проезд не заплатил? – Геша истерически захихикал и понял, что остановиться не может.
– Хуже! – сказал водитель с таким видом, будто не каждый сможет себе вообразить нечто более ужасное, чем неоплаченный проезд. – Этот шакалий сын, этот козий помет, этот малэнькой собачки потрох говорил, что сдэлаэт из мэня популярного пэвца! Сказал, что буду кручэ Бубы Кикабидзе. А когда во врэмя пэрвых гатролэй на мэня и мою жэну – она была в подтанцовкэ – упал освэтитэль, исчэз, как гнусный чэрвь! Он оставил мэня с умирюущэй жэной на руках, всэ дэньги за концэрт взал сэбе и сбэжал! Ни страховки, ни карьэры! Я эго убью!
– А осветитель не пострадал при падении? – Геша ржал в голос.
– Да так, лампочка только разбилась, – отмахнулся водитель, чуть не отхватив себе половину носа тесаком. Развернувшись лицом к пассажирам, он обратился к Алексею: – Ты знаэшь, гдэ этого слизняка можно найти?
– Лампочку? Да в любом магазине! Вот умора! – Геша просто изнемогла от хохота.
– Вот, держи, – Алексей протянул водителю клочок бумажки, – по этому адресу он сейчас снимает комнату в коммуналке.
– Спасибо, друг! – грузин улыбнулся во весь золотозубый рот. Уронив нож на пол, он разблокировал двери. – Я эго обязатэльно убью! Я отрэжу эму уши, вырэжу глаза, размозжу…
– Удачи, – Алексей поспешил покинуть баклажанного цвета девятку. Геша не мог пошевелиться – хохот отнял у него все силы, так что Алексею пришлось вытаскивать нанятого «негра» за руку.
Когда девятка, виляя и подпрыгивая на разбитом асфальте, скрылась за поворотом, Гешина истерика сама собой улеглась, а силы, пусть и не в полном объеме, возвратились.
– Маньяк гребаный! – Друзилкин погрозил кулаком в пустоту.
– Ты, конечно, не обижайся, но у вас здесь в Москве все люди не в себе. Да и сам город ваш – говно полное, – беззлобно заметил Алексей. – Потусовавшись здесь годик, я понял – в России колхоз везде, только в московские колхозники страшно по этому поводу комплексуют и очень боятся, как бы кто не догадался, что они колхозники, а не цивилизованные европейцы. Вот и с глузда съезжают.
– Думаешь, он бы действительно нам с тобой пальчики рубанул? – Геша мысленно согласился с колхозной теорией. Теперь, по крайней мере, становилось ясно, почему ничего по-настоящему интересного в жизни не происходит.
– Если бы не сука Карлыч, то, думаю, рубанул бы, – Алексей равнодушно пожал плечами. – Мы с этим арой – две звезды из одного созвездия. Только его Миттельшниц уже уронил, а меня только поджег. Я бы на его месте всем головы, а не пальцы рубил.
– А что, если он и впрямь твоего продюсера замочит?
– Поделом ему, нехер людям жизни ломать. Сколько еще людей стало моральными уродами, пообщавшись с Карлычем? Кто знает, сколько из них мирно сдохли в петле, и сколько шарится по улицам, ища, на ком бы за обидку потоптаться?
– А ты-то чем займешься, если продюсера того, ну…? – Геша искренне восхищался хладнокровием парня. Сила, исходящая от Алексея, заставляла Друзилкина чувствовать себя бесполезным и ничтожным комочком слизи. Подумать только, когда Геша увидел его – тощего паренька в мешковатой одежде, тупо кивающего на хамоватые реплики толстяка Миттельшница – Алексей показался ему умственно недалеким провинциалом. Сейчас же Друзилкин был готов расплакаться от собственного бессилия – так ему хотелось хоть немного походить на Алексея, пожить капельку его жизнью. И плевать, что паренек из Магаданской области в жизни ни строчки не сочинил.
– Вернусь в свой родной город. Авось, Борис Карлович меня не прогонит и позволит мне выступать по вечерам, как Кругелю, царство ему небесное, – лицо Алексея преобразилось прекрасной улыбкой, а мечты унесли его куда-то далеко-далеко, где нет никаких Миттельшницов, отрубающих пальцы водителей, битых ягуаров и необходимости вылизывать анальные отверстия всемогущих людей, скрывающихся за смешным словом папик.
– Так, стало быть, я тебе больше не нужен? – не дожидаясь ответа, Геша развернулся и еле передвигая ноги поплелся прочь. Он не знал, ни где находится, ни как отсюда выбираться. Вечерело, а в кармане по-прежнему не было ни копейки. «Ужин откладывается на неопределенный срок» – подумал Геша, и жалобно заскулил в унисон с голодным желудком.
– Эй, Георгий, постой! Георгий! Георги! Да стой же, тебе говорят! – Геша не сразу догадался, что обращаются к нему, так как Георгием его не называли уже очень давно. Когда он обернулся, увидел, что широкими шагами, путаясь в широченных штанинах, его догоняет Алексей: – Знаешь, я тут прикинул – хрен его знает, угондошат сегодня шницеля или нет, а днюха у папика завтра по любому. Так что, уговор в силе.
– Круто! – Геша понятия не имел, как выполнить свою часть уговора, но сто грина снова оказались рядом – только протяни руку. – Слушай, только ты пожалуйста, деньги сейчас с карточки сними, а у меня и ножа-то нет, чтоб от тебя что-нибудь в счет неустойки отрезать.
Недавние знакомцы весело и беспечно рассмеялись.
23. Давай за!
Пройдут года, наступит старость!
Морщины вскочут на лице!
Желаю творческих успехов!
Чтоб хорошо учились и дальше все!
В. Драгунский «Денискины рассказы»
Сидя на драном диване в съемной квартире Алексея (или Дмитрия – Геша так и не понял, как называть своего работодателя), Друзилкин пил зеленый чай из глубокой пиалы в прикуску с конфетами «мишка на севере» и задавал уточняющие вопросы, чтобы получить исходную информацию для создания полноценного эксклюзивного творенья.
– А этот, хм… папик – он кто? Чем увлекается, какие у него интересы?
– Зовут его Иосиф Коба. А так я его сам ни разу не видел. По словам шницеля, лучше любой водки любит играть в гольф и плавать на яхте. Еще увлекается восемнадцатилетними шлюхами в промежутках между первыми двумя страстишками, – хип-хопер помолчал, припоминая еще какие-нибудь подробности. – Ну, завтра ему шестьдесят стукнет… Вот вобщем и все.
