— У них что-то стряслось?
— Да. Маме недавно сделали операцию на сердце, а от сестры ушел муж.
Эви прижала руки к щекам, приходя в столь сильное волнение, будто речь шла не о чужой, а о ее собственной семье.
— Ужасно…
— Мама не рассказывала мне о своей болезни — не хотела расстраивать. А Сильвии солгала, что я обо всем знаю и даже предлагал приехать, но якобы она сама меня отговорила. — Теперь слова из Ричарда лились потоком. Он чувствовал себя грешником, явившимся на исповедь. — Я считал себя благородным и гордым, а на деле оказался последним негодяем: прикрываясь бог знает чем, освободился от обязанностей сына и брата. Если бы не ты, Эви, я по сей день так бы и жил. Я счастлив, что мы встретились, и бесконечно тебе благодарен.
Ричард заметил, как губы Эвелин дрогнули, как тонкие длинные пальцы сжались в кулаки. Если бы у нее в руках была какая-нибудь мелкая вещица, она наверняка теребила бы ее, усмиряя волнение.
Некоторое время оба молчали. Ричард думал о том, что должен признаться Эви в своих чувствах и сразу уйти, как бы это ни было больно, если она скажет, что не разделяет их…
— Как прошла операция? — спросила Эвелин.
— Что? — Ричард очнулся от раздумий.
— Как прошла операция твоей мамы?
— А-а. Нормально. Она еще слаба, но идет на поправку. Если бы не состояние ее здоровья и не отчаяние Сильвии, я бы сразу приехал к тебе, клянусь. Все эти дни я только о нас с тобой и думал, Малыш, сотню раз представлял себе нашу встречу.
Эвелин молча кивнула, почему-то потупляя взор. Ричард не понял, как она восприняла его последние слова, и обеспокоился.
— Раз уж ты настолько откровенно мне во всем признался, я тоже кое в чем тебе откроюсь, — произнесла она медленно, начиная играть указательным пальцем с синим камушком в сережке. — Ты тоже во многом мне помог.
— Я? — От удивления Ричард усмехнулся.
— До недавнего времени меня ни разу никто не бросал, — произнесла Эвелин, как будто не заметив его реакции.
— Я не бросил тебя, я…
— Позволь мне договорить, — спокойно и строго попросила она.
Ричард поднял руки и согласно кивнул.
— Незначительных романчиков было в моей жизни немало, — продолжила Эвелин. — Окончив школу и поступив в университет, я стала увлекаться всеми подряд молодыми людьми и бегать на свидания. — Она криво улыбнулась. — Но все эти увлечения обычно заканчивались быстро и не затрагивали моего сердца. Как правило, инициатором разрыва была я…
Ричард слушал ее, все лучше и лучше понимая, кто она такая, его Эви. Не взрывная девчонка, за какую он принял ее в первый день знакомства, а рассудительная, взрослая, способная анализировать свои поступки женщина. Точнее, в ней уживалось и то, и другое, поэтому-то, наверное, она и казалась ему столь притягательной.
— О чувствах парней, которых одаривала своей благосклонностью, я никогда не задумывалась, — продолжила свои признания Эвелин. — Воспринимала их как пустое место. А ведь все они были живыми людьми, со своим внутренним миром, с глубокими переживаниями…
Она замолчала, погрузившись в себя. Ричард не торопил ее, не задавал вопросов. Ему доставляло удовольствие просто находиться с ней в одной комнате, сознавать, что их разделяет всего каких-нибудь три шага.
— В общем, когда ты исчез в то утро, я испытала такое сильное потрясение, что оно тоже перевернуло мое представление о жизни, — произнесла Эвелин, глядя в пространство перед собой. — В какой-то момент мне даже показалось, что я не переживу случившегося…
— Малыш, милый мой… — покаянно прошептал Ричард, проклиная себя за то, что натворил.
Он с превеликим удовольствием повернул бы время вспять и любой ценой исправил бы ошибку. Быть может, самую чудовищную из всех, что когда-либо совершил.
Эвелин жестом попросила его успокоиться.
— Не утешай меня и не извиняйся, — сказала она, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. — Признаюсь, я посчитала тебя трусом, но при этом о многом задумалась. Наверное, хорошо, что ты оставил меня тогда. В противном случае я тоже по сей день жила бы как последняя негодяйка.
— Не называй себя так! — запротестовал Ричард.
— Почему? — Эвелин наконец повернула голову и посмотрела ему в глаза. — Если это правда, чего здесь стесняться?
Ричард порывисто наклонился вперед, упираясь руками в колени.
— Нет, это не правда, Малыш. Любой человек набирается мудрости лишь с опытом. В молодости он всегда что-то не учитывает, о чем-то не задумывается. Ты потрясающая, Эви, — произнес он ласковым полушепотом. — Искренняя, умная, красивая…
Эвелин как-то странно усмехнулась.
— А совсем недавно ты утверждал, что я грубиянка, отношусь к тому типу людей, которые совершают ошибки шутя, плюют на тех, кому причиняют страдание. Разве не так?
Ричард взлохматил волосы, тут же их пригладил, откинулся на спинку кресла и вздохнул.
— Об этом периоде нашего знакомства давай лучше вообще забудем. Мы наговорили тогда друг другу столько гадостей, что вспоминать страшно.
— Забудем? — Эвелин повела бровью и обезоруживающе улыбнулась. — Нет уж! По-моему, и тот период был не лишен своеобразной прелести.
Ричард вспомнил, как горели ее щеки, когда она спорила с ним, сидя за стойкой администратора, как сияли голубые глаза, как — хоть он в этом и не признавался себе — его уже тогда тянуло к ней с неодолимой силой. К тому же их перебранки сыграли особую роль в их судьбах: выкинуть из памяти то, с чего началось их знакомство, все равно что вырвать из книги первые страницы.
— Да, ты права, — пробормотал он. — Забывать ни о чем не будем. И все же я забираю те свои слова обратно. Я говорил их в порыве гнева, раздражения… А может, еще и потому, что чувствовал в себе какие-то странные изменения, но не осознавал, в чем дело.
Эвелин посмотрела на него вопросительно, не вполне понимая, о чем он говорит, но черты ее милого лица вдруг разгладились и как будто осветились золотистым сиянием. Ричарду даже показалось, что ее глаза заблестели опять так же ярко и живо, как прежде.
— Я тоже забираю свои слова обратно, — торжественно произнесла она.
Ричард с шутливой серьезностью сдвинул темные широкие брови.
— В том числе и признание, что находишь меня не способным видеть прекрасное, а соответственно, и творить? Считаешь вечно чем-нибудь недовольным и постоянно отыскивающим нечто, не вписывающееся в обожаемые мной правила, да?
Эвелин рассмеялась, запрокидывая голову.
— А у тебя, оказывается, великолепная память! — воскликнула она.
— Как и у тебя.
— Я собираюсь стать актрисой, — произнесла Эвелин, кокетливо поправляя свои светло-пепельные волосы. — Для меня хорошая память очень важна.
