— Я не буду просить его об этом. Дерек, это глупо. — Она выскользнула из его объятий. — Уж не хочешь ли ты мне сказать, что твои клиенты совершают сделки заочно? Они наверняка все видели сами. Если они почти готовы договориться окончательно, они должны были все видеть!
— Конечно, конечно, они видели. Но насколько верным было их впечатление? Сама ведь знаешь, чужим людям товар показывают лицом.
Мэгги выпрямилась.
— Мне не нравится, что ты думаешь, будто я что-то недосказала!
— Ну, все, умолкаю, — произнес Дерек. — Я вовсе не имел этого в виду, и ты это прекрасно знаешь. Но если бы ты смогла все это увидеть, так сказать, в неофициальной обстановке…
Мэгги молчала.
Беда была в том, что, хотя ей не нравились эти методы, она любила человека, который вынужден был их применять. Ей не хотелось понапрасну задевать его чувства.
— Нет смысла обсуждать это, — сказала она. — Это абсолютно невозможно. Нет никакого шанса устроить так, чтобы мне показали фабрику Макалланов.
Дверь распахнулась, и в комнату возбужденно влетела Келли.
— Мэгги, Грэм пришел! Я показывала ему, как надевать уздечку. — При виде Дерека она остановилась как вкопанная и покраснела. За ее спиной маячил Грэм.
— Ничего, что я зашел, мисс Кэмпбелл? — вежливо спросил Грэм.
— Конечно, Грэм. Всегда рада тебя видеть. Кажется, вы с мистером Грантом знакомы?
Дерек и Грэм обменялись рукопожатиями. Келли молчала, широко раскрыв глаза. Очки сидят криво, «молния» куртки наполовину расстегнута.
— Поздоровайся с дядей Дереком, — сказала ей Мэгги.
— Ты ведь уже большая, правда? Какого ты сейчас роста? Тринадцать ладоней?
— Нет, — поправила его Келли, — в ладонях измеряют только лошадей.
— Идите-ка вымойте руки перед чаем, — скомандовала Мэгги, раздражаясь. Дети! Сладу с ними никакого нет.
Дерек добродушно рассмеялся и еще раз извинился, что не может остаться. Он наклонился к уху Мэгги:
— Значит, на следующей неделе. Я позвоню. Спасибо тебе.
Когда Мэгги вернулась, проводив его до машины, Грэм сидел красный как рак.
— Мисс Кэмпбелл, я слышал, что вы говорили про фабрику. Боюсь, что отец сейчас очень занят, но, если вы не против, я мог бы показать вам все сам.
— Это очень мило с твоей стороны, но пока я тоже занята. Отложим это на потом, хорошо? — Она сделала вид, что не заметила набежавшего на лицо Грэма облачка.
— Завтра мы не заняты, — заметила Келли, вперив в нее обвиняющий взор. — Завтра пятница.
— Завтра было бы здорово, нет тренировок, и я мог бы уйти пораньше, — поддержал ее Грэм. — Но если вы не хотите, я попрошу отца показать вам фабрику в другой раз.
— Дело не в этом, — произнесла Мэгги в отчаянии, но, увидев просиявшие зеленые глаза, отбросила осторожность к чертям. — Ладно, если Роб отпустит нас завтра, так и сделаем.
Роб, изобразив раздумье почесыванием затылка, согласился. Весь остаток вечера в глазах у Мэгги стояло сияющее лицо Грэма.
Они договорились встретиться около фабричных ворот. Грэм ждал их, сидя на каменном кольце, в середине которого рос канадский клен — вокруг лужайки перед фабрикой были посажены несколько деревьев, очень ее украшавших.
Он сразу узнал грузовичок, взял ранец, поднялся и пошел им навстречу. Нет, он не побежал — и эта деталь о чем-то говорила. О его застенчивости или, может быть, о его чувстве ответственности. «В этом одиннадцатилетнем пареньке множество достоинств, — думала Мэгги, — только вот ребенком он не был». Особенно ясно это стало во время их экскурсии.
— Мы всегда начинаем отсюда, — произнес он около фигуры барана в витрине. — Как вы видите, он изготовлен в натуральную величину, специально для нас. Это баран породы шевиот. Шевиоты едят больше травы, чем черномордые горные овцы, и шерсть у них отличного качества. Она используется для твидовых и кашемировых тканей и прочих шерстяных изделий.
Мэгги была уверена, что дальше последует: «Есть какие-нибудь вопросы?» Она с трудом сохраняла серьезность.
— Его зовут Джейкоб, — небрежно заметила Келли. — Твой папа раньше думал, что он живой.
Лицо их гида порозовело.
— Кто тебе сказал?
— Он.
— Не важно, Келли, — быстро вмешалась Мэгги. — Пожалуйста, не обращай на нее внимания, Грэм. Твой отец показывал нам барана.
Странный контраст составлял Грэм со своим отцом. В этот раз Ангус показался ей каким-то юным. Он вспоминал паром, годы учебы в колледже и печально сказал тогда, что Грэм совсем другой. На нее нахлынула волна нежности.
— Ох, не стоит обращать внимания на то, что говорит отец, — снисходительно сказал Грэм. — Я всегда над ним подшучиваю.
Его щеки все еще пылали, когда швейцар распахнул перед ним дверь.
— Здравствуйте, мистер Ган, — застенчиво произнес Грэм. — Это мои друзья, отец разрешил показать им фабрику.
Справа табличка на стене около лестницы гласила: «Генеральный директор и правление». Грэм повернул налево.
— Мы идем в моечный зал. Там моют шерсть. Мы покупаем ее в виде пряжи и красим на фабрике. Недавно поступило несколько новых цветов красителей, их профсоюз еще не видел. Я узнаю, сможет ли мистер Маккэй показать их. Вообще-то это коммерческая тайна, но для вас, я уверен, сделают исключение.
— Не надо, — резко произнесла Мэгги.
Но он, не заметив, продолжал:
— Я хочу, чтобы вы увидели все; это правда очень интересно. — В голосе его была подкупающая искренность. — Следующим летом я буду работать здесь. Мне просто не терпится скорее начать.
«Что он будет делать, — подумала Мэгги, — и не слишком ли он молод для этого?»
— Мне будет почти тринадцать. — Ничуть не смутившись, он накинул себе года два. — Я готов делать что угодно. Отец начал работать здесь, когда ему было двенадцать, в каникулы, разумеется.
Следить за путешествием выстиранных мотков пряжи через огромные чаны в красильном отделении к сушильным центрифугам и горячим воздушным камерам, а затем к самим вязальным машинам было интересно даже без подробных пояснений Грэма. Их представили Биллу Маккэю, управляющему фабрики, но, к облегчению Мэгги, о новых красителях не было сказано ни слова.
— Похоже, я вам больше не нужен, — пошутил Маккэй, глядя на серьезное лицо своего будущего босса. — Увидимся, когда пойдете обратно.
В упаковочном отделении готовые изделия складывались и помещались в полиэтиленовые сумки со знакомой надписью золотыми буквами. Ее пьянила радуга цветов: традиционные кашемировые — тепло-золотистые и красные всех ягодных оттенков; цвета шотландских известняков от аквамаринового до серо-бежевого, дымчато-синий, вересковый и аметистовый на благородном суровом фоне натуральной шерсти. А фасоны! Каких только тут не было! Привычные классические: круглый ворот «под горло», высокий воротник «гольф», воротник «поло» — соседствовали с новыми фасонами: шалевый воротник с галстуком, воротник-стойка с пуговицей, аккуратный рубашечный отложной воротничок и спортивный V-образный ворот с контрастной отделкой.
