Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Журнал The New York Times, 3 августа 2003 года В 1966 году, всего лишь через год после того, как Николае Чаушеску стал коммунистическим диктатором Румынии, он запретил проведение абортов. «Зародыш является собственностью государства, – заявил он. – Каждый человек, избавляющийся от ребенка, – это дезертир, преступающий законы национальной преемственности».
Подобные помпезные заявления были вполне обычным делом во времена правления Чаушеску, имевшего в голове «главный план» – создание нации новых социалистических людей. Воплощение этого плана производилось в стране с невероятным размахом. Чаушеску строил для себя дворцы, в то же самое время проявляя жестокость и пренебрежение по отношению к своим гражданам. Отказавшись от развития сельского хозяйства в пользу промышленности, он вынудил множество жителей сельскохозяйственных регионов поселиться в неотапливаемых многоэтажных домах. Он ставил на различные правительственные должности своих родственников, в том числе жену Елену, которая не считала свою жизнь достаточно полной без сорока домов и огромных запасов мехов и драгоценностей. Мадам Чаушеску, официально носившая титул «Лучшая мать Румынии», на самом деле не обладала выраженными материнскими чувствами. «Сколько червей ни корми, им всегда мало», – сказала она, узнав о том, что страна испытывает дефицит продовольствия (вызванный неумелыми действиями ее мужа). Она даже организовала слежку за своими собственными детьми для того, чтобы убедиться в их лояльности.
Запрет на аборты, введенный Чаушеску, был призван содействовать его важной цели: быстрому усилению Румынии за счет резкого прироста населения. До 1966 года Румыния жила по одному из самых либеральных законов в отношении абортов в мире. Аборт представляет собой основную форму контроля рождаемости – на каждого родившегося ребенка приходилось в среднем по четыре аборта. Теперь же аборты практически оказались вне закона. Единственным исключением из нового правила были женщины, уже имевшие по четыре ребенка или занимавшие высокие должности в коммунистической партии. В то же самое время под запретом оказались средства контрацепции и половое образование. Правительственные служащие, получившие саркастическое прозвище «менструальная полиция», регулярно посещали предприятия, заставляя работавших там женщин проходить тест на беременность. Если результаты той или иной женщины постоянно оказывались отрицательными, ее заставляли платить значительный «налог на воздержание».
Стимулы, предложенные Чаушеску, привели к желаемому эффекту. В течение всего лишь одного года после введения закона, запрещавшего аборты, показатель рождаемости в Румынии удвоился. Румынские дети появлялись на свет в стране, жизнь в которой была довольно унылой (если только вы не принадлежали к клану Чаушеску или к элите коммунистической партии). Однако судьба детей, родившихся после принятия закона, была еще более жалкой. По сравнению с детьми, появившимися на свет всего на год раньше, положение этих младенцев всего через несколько лет оказывалось куда более печальным практически во всех отношениях: они получали более низкие оценки в школе, имели меньше шансов на успех на рынке труда и значительно больше шансов стать преступниками.
Запрет на аборты сохранялся до тех пор, пока Чаушеску не был свергнут. 16 декабря 1989 года тысячи людей, протестовавших против его бесчеловечного режима, вышли на улицы города Тимишоара. Среди участников акций протеста было много подростков и студентов младших курсов. Полиция убила несколько десятков молодых людей. Позднее один из лидеров оппозиции, сорокалетний преподаватель, рассказывал, что он принял участие в акциях протеста благодаря своей тринадцатилетней дочери, убедившей его превозмочь свой страх. «Самое интересное заключается в том, что наши собственные дети учили нас не бояться, – сказал он. – Большинство участников акций протеста были в возрасте от тринадцати до двадцати лет». Через несколько дней после бойни в Тимишоаре Чаушеску выступал с речью в Бухаресте перед толпой, состоявшей из 300 тысяч человек. И вновь молодежь сказала свое слово. Речь Чаушеску постоянно прерывалась криками «Тимишоара!» и «Долой убийц!». Пришло время платить по счетам. Николае и Елена пытались выбраться из страны с одним миллиардом долларов наличными, однако были схвачены. После непродолжительного суда они были расстреляны взводом солдат прямо накануне Рождества.
Николае Чаушеску принял жестокую смерть – единственный из коммунистических лидеров, смещенных со своих постов в разных странах после развала Советского Союза. Не стоит упускать из виду, что его смерть оказалась в определенной степени следствием действий румынской молодежи, многие представители которой вообще не появились бы на свет, если бы не запрет на аборты.
Вам может показаться странным, что мы начинаем рассказ о преступности в США в 1990‑х годах с истории об абортах в Румынии. Однако на самом деле ничего странного в этом нет. В определенном смысле история об абортах в Румынии представляет собой противоположность истории об американской преступности. Точка пересечения двух историй возникла в канун Рождества 1989 года, когда фатальный опыт Николае Чаушеску, получившего пулю в голову, доказал, что запрет на аборты привел к куда более серьезным последствиям, чем предполагал Чаушеску.
В эти же дни преступность в Соединенных Штатах достигла пикового уровня. За предыдущие пятнадцать лет рост количества преступлений, связанных с насилием, составил 80 процентов. Рассказы о преступлениях были основной темой выпуска новостей и разговоров между людьми.
Когда же уровень преступности в начале 1990‑х годов начал падать, это произошло настолько быстро и неожиданно, что множество людей пришло в искреннее недоумение. Даже экспертам потребовался целый ряд лет для того, чтобы признать сам факт снижения преступности, ведь они были совершенно уверены в наличии обратной тенденции. Более того, даже когда преступность уже упала ниже пикового значения, многие эксперты продолжали выступать со сценариями один мрачнее другого. Однако свидетельства были неопровержимыми: долгий и мощный всплеск преступности сменился движением в противоположном направлении, и падение не остановилось до тех пор, пока не дошло до уровня сорокалетней давности.
Теперь эксперты начали наперебой давать объяснения того, почему их прежние прогнозы оказались неверными. Kриминалист Джеймс Фокс объяснил, что его прежнее предупреждение о «кровавой бане» было намеренным преувеличением. «Я никогда не говорил о том, что кровь будет действительно течь по улицам широкими потоками, – сказал он, – но я использовал такие сильные выражения, как "кровавая баня", для того чтобы привлечь внимание людей. И это мне удалось. И я не намерен извиняться за то, что использовал столь экспрессивные термины». (Если вам кажется странным, что Фокс пытается указать на отличие между двумя синонимичными понятиями «кровавая баня» и «потоки крови на улицах», то вспомните, что эксперты всегда действуют в своих интересах, даже когда им приходится защищаться.)
После того как преступность пошла на убыль и люди вспомнили о том, насколько хорошо жить в мире без преступлений, возник вполне естественный вопрос: а куда же делись все преступники?
На первый взгляд, здесь кроется какая-то загадка. Никто из людей, призванных отслеживать состояние преступности, – ни криминалисты, ни полицейские начальники, ни экономисты, ни политики – не смогли предугадать столь резкого падения.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
