Нежданный порыв ветра подхватил Лору и завертел как пушинку. Теплый вихрь поглотил ее и увлек в стремительный поток красок. Небо становилось все ближе и ближе, пока Лора не почувствовала нечто совершенно незнакомое: будто ее собственную плоть обернули в иную плоть, мягкую и теплую, немного щекочущую. И она вдруг поняла, вернее, ощутила всем своим существом, что прикоснулась к самому главному. Теперь она могла бы объяснить устройство всего физического мира – от способов соединения атомов друг с другом до количества материи в нашей Вселенной. И поняла, зачем Вселенная нужна нам всем – она нужна нам как удобная квартира, некое помещение, которое было заранее для нас подготовлено. И для чего самой Вселенной было нужно, чтобы в ней появился такой обитатель – с интеллектом, сердцем и душой. Без человека у Вселенной не было бы необходимых средств, чтобы посмотреть на себя со стороны. Ведь что такое наше искусство, наша литература, поэзия, музыка, все, что мы умеем? Все это нужно, чтобы показать, как замечателен внешний мир, как гармонична природа. Для того чтобы увидеть свою красоту, Вселенной надо посмотреть на себя глазами людей.
По «возвращении» у Лоры осталось ощущение, что она стоит перед какой-то громадной стеной, за которой слышит голоса, и знает, что там чудесный и огромный мир, но никак не может передать окружающим то, что видит и слышит, потому что для того, чтобы это стало понятно остальным, не говоря уж о научном обосновании, каждый должен будет повторить ее, Лорин, опыт. Инициацию, которую дал познать ей Глаз – ее Беа. И Лоре хотелось крикнуть на весь мир: Высшая реальность – реальна! Она только неописуема.
Только кто ж ей поверит?!
Но Карл, похоже, просто почувствовал что-то своей влюбленной душой. Отсюда и «светящаяся женщина». И теперь эти дети… Эти лица на фотографиях – лица «оттуда». Здесь была какая-то связь. И Томки не могла этого не чувствовать – на то она и художник. Но пора было возвращаться на землю – в реальность настоящую.
– А как твой сексуальный шедевр? – наконец, поинтересовалась Лора личной жизнью подруги.
– К сожалению, оказался не многоразового употребления, – грустно улыбнулась Томки. – Но о нем больше неинтересно, он свое отслужил. Давай о тебе.
Как же хотелось Лоре рассказать Томки о Глазе! Может быть, именно ее это и не шокировало бы. Но после последнего разговора с Беа, особенно после ее заключительной фразы об убийстве… Что она имела в виду?! Что-нибудь метафорическое? По крайней мере, в здравом уме и твердой памяти ничего подобного Лора в жизни не совершала. Даже и метафорического. А бывала ли она в жизни не в здравом уме и твердой памяти? Теперь, после всех Инициаций, пройденных с помощью Беа, она не была в этом уверена. Да и само существование Глаза в ее жизни не соответствовало этому – «в здравом уме и твердой памяти». Скорее, наоборот. Может ли существовать такое, чего она про себя не знала? Но если не знала она, как могла знать Беа? Или Беа знает о ней больше, чем она сама про себя?
Лора замучила себя этими вопросами последнее время. И совершенно не к кому было обратиться за советом или хотя бы проговорить – это тоже иногда помогает. А Глаз исчез и уже больше недели не появляется. А вдруг навсегда? Лора за эту неделю поняла, как она привыкла к Беа, как ее не хватает теперь в жизни. Как посерели ее будни. Ей теперь и домой не хотелось возвращаться, настолько дом опустел. И Карл, как назло, уехал по делам.
– А мне нельзя с этими детьми пообщаться? – неожиданно для себя спросила Лора. – Может, я смогу быть им чем-нибудь полезна?
– Можно, конечно. Тем более неизвестно, кто кому полезней, мы – им или они – нам. Я ведь с ними не только ради них, но и для себя – чтобы узнать о себе то, чего не знаю. Это дети особенные, у них душа нараспашку, в прямом смысле слова. Их нельзя приручить и бросить – бог накажет, тот самый, в которого я не верю. Эта лишняя хромосома им не зря дана. Может, она у нас, у «нормальных», отнята, и найти ее можно только с ними. Благо, что они всегда готовы поделиться. С ними невинность теряешь.
– Ты считаешь, что я не совсем готова?
– Если честно, не знаю. Все зависит от того, насколько это порыв и насколько потребность, не побоюсь громкого слова, души. И конечно, не для того, чтобы убить время. Я вон свой «шедевр» притащила, хотела приобщить, думала, может, музыкой с ними займется… А у него рожа перекосилась, минут десять только и выдержал, такое впечатление, что он их стеснялся… и боялся – бежал как из чумного барака. А потом еще выдал: «Горе тому народу, в коем иссякло чувство достоинства, ибо дети его родятся уродами». По-моему, кого-то процитировал.
– Прямо тупой фанатизм какой-то! Как будто есть народы, у которых не родятся больные дети. Он у тебя случаем не из исламских фундаменталистов? Может, когда однажды исчез, в тренировках боевого джихада участвовал? – пошутила Лора.
– Вообще-то из необрезанных. Но кто их там разберет, одержимых. За это и был изгнан из моей жизни. Я ему теперь руки не подам, даже если тонуть буду. Так что, понимаешь…
– Понимаю. Мужик, он вообще послабее будет.
– Не всякий. Есть, конечно, пугливые «электрики», которые боятся взять бабу одновременно за две груди. А есть, которые берут сразу, целиком и на всю жизнь. Тут как раз разницу между ними и понимаешь.
– Ты про Карла?
– Вот именно. Убожество и благородство – вечная проблема.
Лора не узнавала свою легкомысленную подругу – интересно, кто изменился больше, Томки или она сама?
– Крылья в этой жизни надо выращивать, – сказал ей как-то Глаз. – И еще: ничего никуда не девается. Никаких скидок ни на прошлое, ни на будущее, ни на состояние души.
– Да и привыкаешь к этим детям, как к наркотику, только вместо вредных последствий можно, наоборот, себя обрести. Тем, кто готов, – заключила Томки.
– Я хочу попробовать, – твердо сказала Лора.
– Хорошо, – согласилась Томки. – Приходи для начала на вернисаж, там будут и их работы, и они сами. Наконец-то хозяева города подсуетились, огромный зал в мэрии под выставку выделили, представителей ЮНЕСКО позовут, какие-то детские фонды. В общем, настоящее событие. На открытие ожидается вся городская знать во главе с мэром и целая группа культурных и не очень деятелей.
– Приду, – сказала Лора, – и приведу неравнодушных.
Глава 15
Питер и Тушканчик
Решив пойти на прием к психиатру, Питер преследовал, по крайней мере, две цели.
Первая – на всякий случай. Если дело дойдет до суда, всегда можно закосить под психически неуравновешенного. В этом случае досье у врача-профессионала ему очень пригодится.
Вторая – ему хотелось подразнить этого «специалиста». После того как мать привела его туда впервые, у Питера были с ним свои счеты. Он смутно догадывался, что врач понимает про него больше, чем все остальные. Может быть, даже больше, чем он сам про себя. Питеру было важно проверить себя на стойкость, хитрость и решительность.
