– Похоже, его не интересует, что я чувствую, – сказала она.
И, подражая Аччиавати, она процедила:
– Играй, играй дальше, я буду переворачивать страницы!
Петрус расхохотался.
– Высшие эльфы не отличаются сентиментальностью, – сказал он, – но ты дорога ему больше, чем может показаться на первый взгляд. – Он на секунду как будто задумался. Потом тихонько засмеялся и заметил: – Я вконец пьян. – И, помолчав, добавил: – Но я сделал свое дело.
Клара хотела еще кое о чем расспросить его, но он встал и, с некоторым трудом сохраняя равновесие, сказал, зевнув так, что едва не вывихнул челюсть:
– Пойдем-ка отдохнем. Грядущие дни будут суматошными.
В ту ночь Клара не спала. На город падал бесконечный дождь, а ей грезилась Мария. «Я больше не увижу Евгению», – подумала она, всей душой призывая слезы облегчения, но заплакать не получилось ни днем, ни вечером, когда на вилле устроили легкий ужин. Ночь прошла в скорбной вялости. Клара не вставала с кровати, пока там, в Бургундии, отец Марии не пришел к своей дочери сказать ей то, что было ясно без слов. Слезы подступали, но все не могли пролиться, когда она следила за маленькой француженкой. Та сперва безутешно бродила по зябким комнатам, а потом по скованным льдом полям. И снова все разошлись по спальням в бездействии, которому они предпочли бы любое дело, даже драку. И настал еще один день, зависший между двух эр, и снова потянулись часы, когда Клара снова была одна. Даже Петрус не показывался. Но когда она ужинала с Леонорой, ненадолго заглянул Маэстро.
– Похороны завтра, – сказал он ей, – и ты должна поговорить с Марией.
– Я не знаю ее языка, – сказала Клара.
Он ушел, не ответив.
И вот наступило утро, когда Евгению предстояло предать земле.
Первого февраля, проснувшись после тоскливой ночи, когда она как будто не спала и не бодрствовала, Клара увидела, что предок исчез. Она побежала в пустую обеденную залу, потом в комнату с фортепиано. Он лежал на левой стороне клавиатуры. Петрус храпел в старинном кресле. Маэстро ждал ее.
– Когда я пришел, он лежал здесь, – сказал он, указывая на предка.
Они молча наблюдали за тем, как на ферме готовились к погребению. Потом все отправились к церкви. Толпа, собравшаяся перед входом в храм, поразила Клару многолюдностью и скорбной отрешенностью. Во время заупокойной мессы она уловила обрывки знакомой латыни, но, главное, поняла по глазам людей, что они довольны службой. Ее заинтересовал священник, который прежде казался ей сделанным из того же теста, что ее деревенский кюре. Падре Ченти был человек неукоснительно скучный, все с признательностью отмечали, что он незлобив, но не могли поблагодарить его за доброту. Он хорошо относился ко всему и ко всем в силу внутренней пустоты, которая не позволяла совершить низость, не делая его при этом способным совершить нечто возвышенное. Так вот, глядя, как отец Франциск с невиданной прямотой проповедует с кафедры, Клара ощутила какое-то предчувствие. Поэтому она не спускала с него глаз все время, пока он шел во главе траурной процессии, и потом стала следить, когда, стоя возле могилы, он начал поминальную речь, споря с ледяными порывами ветра. Маэстро перевел ей слова проповеди, и она уловила в них знакомую мелодию, близкую интонацию, имеющую к падре Ченти столь же далекое отношение, как скучные прелюдии – к щедротам фруктовых садов и степей.
– Вот это человек, – уважительно произнес Маэстро.
Клара была с ним согласна.
В тот же миг Андре положил руку на плечо отца Франциска, точно выражая это ощущение, и Клара тоже подумала: «Вот это человек».
– A loro la gloria, nei secoli dei secoli, amen, – подтвердил Маэстро.
Он замолчал, и они с Кларой некоторое время следили за похоронами. Потом Маэстро сказал ей:
– Еще предстоит немало сюрпризов, и союзники окажутся не настоящими. – И добавил печально: – Смотри.
Клара увидела черную стену.
– Первая битва, – сказал он.
Она вгляделась в гигантский жернов, медленно накатывавший на селение.
– Буря? – спросила она. – А где солдаты?
– Солдаты идут сзади, но по-настоящему они не в счет.
– Тучами повелевает тот, кому служит Рафаэле?
– Да, – сказал Маэстро, – тучами и природными стихиями.
– Ты тоже так можешь?
– Все мы умеем это делать.
– Тогда почему вы оставили Марию в одиночестве?
– Мы всегда оберегали селение. Но если мы хотим узнать силу Марии, нам следует удержаться от вмешательства в битву. Решение это трудное, но необходимое для оценки ее сил. Они никогда еще по-настоящему не действовали самостоятельно, без нашего участия.
– А если она погибнет?
– Если погибнет, значит мы с самого начала ошибались. Тогда мало надежды, что мы выживем в этой войне.
Клара еще раз посмотрела на чудовищное марево, вставшее на горизонте межгорья.
– Оно огромно, – сказал Маэстро, – но это лишь малая часть того, что может создать враг. Мы были правы, считая, что он не примет всерьез наше пари. Есть предатель, и он информирует врага.
– Есть предатель, он пошел за одним из наших и обнаружил Марию.
– Он шел за серым конем.
– Он шел за главой нашего совета, который принял обличье серого коня, ибо в мире людей мы можем сохранить лишь одну из наших сущностей. Он серый конь и в то же время человек и заяц.
– Почему глава вашего совета непременно хотел увидеть Марию?
И вдруг непонятно как оказалось, что она знает ответ.
– Потому что он ее отец.
– Сила провидения твоего отца велика, – сказал Маэстро, – и равна лишь силе его видения. Теперь ты оцени силу врага и пойми ее природу и ее причины.
– Он портит климат.
– И каждое из этих нарушений подпитывается другими нарушениями. Марселю полагалось умереть. Когда искажают траекторию силы, возникает беспорядок. Даже когда это делают из самых чистых побуждений, как в случае Евгении.
– Но как нам выстоять, если нельзя использовать то же оружие?
– Это – главный вопрос союза.
В молчании они смотрели, как мужчины собираются вокруг отца Франциска и Андре, потом в полном порядке рассредоточиваются: и одни усаживают своих на двуколки, другие уводят женщин и детей под защиту церкви или отправляются на ферму Марсело с парнями из самого первого круга. Ферма эта была больше, чем та, где жила Мария, но и вещей на ней было гораздо больше. Девочку встретила женщина с медными волосами, которая сразу понравилась Кларе. Все расселись вокруг большого стола, на который выставили хлеб, мед и сливовое варенье этого лета. Хозяйка и ее дочь готовили еду. Время замедлилось и словно осело.
