Вопрос был ошеломляюще прям. Но и Дубровин был настроен решительно и не хотел, да и не приучен был юлить, ответил коротко и решительно:
– Повторяю: я принимал присягу. Помогать тебе стать президентом или ставить палки в колеса я не собираюсь. Но идти против закона не буду. Извини. – Наполнил свою рюмку коньяком и выпил залпом. – Вспомни, чему учила нас Анна Тимофеевна: «Берегите честь смолоду». А как мы бережем? Вот главный камень, о который мы спотыкаемся.
– Опять ты за «рыбу деньги». Анна Тимофеевна, присяга! Когда это было? Я тоже клялся и присягал. При социализме. Но где он?
– Так кто его порушил? Кто предал прежние идеалы? Я, во всяком случае, присягу и тогда не нарушал. Но сейчас разговор не об этом – прошлого не вернуть. А как будем жить дальше? С умилением смотреть, как обогащаются воры, жулики, бандиты и как нищают труженики? Нет, на сделку с совестью я не пойду.
– Понятно, – грустно вздохнул губернатор. Тоже выпил и поднялся. Уже у двери остановился и сказал вдруг охрипшим голосом: – Завтра ты летишь в Москву. Подумай еще раз о нашем разговоре. Кстати, зря ты не предупредил меня об экспорте опытной пшеницы. Ведь ты знал?
Дубровин не ответил.
Друзья-предатели
Пошли третьи сутки, как улетел Дубровин в столицу, и все это время Чернобуров не находил себе места, ждал звонка от своих друзей и покровителей из столицы. То, что генерал не станет молчать о коррупции в крае, о причастности губернатора к сделке с опытным сортом пшеницы, он не сомневался; значит, надо быть готовым ко всему. Но главный закоперщик торговой сделки господин Петюнин почему-то молчал. Может, уже арестован?
Олег Павлович допоздна не покидал своего рабочего кабинета, порывался несколько раз сам звонить, но тут же разум брал верх: а если Петюнин арестован? Зачем же и себя подставлять? То, что он причастен к торговле запрещенным товаром, еще надо доказать – у него и полномочий нет на это. И все-таки… У фээсбэшников чутье собачье, руки длинные, всюду достанут.
Неизвестность мучила его, гнала с одного места на другое: он то выходил в приемную, пытаясь шутками с секретаршей настроить себя на другой лад, то заходил в кабинеты помощников, вроде бы интересуясь их проблемами, то ерзал в кресле, не выпуская из поля зрения телефоны.
К концу третьего дня он совсем изнемог и, ожидая конца рабочего дня, решил напиться, невзирая ни на что. Только сожалел, что у москвичей, бывает, рабочий день, как и у него, кончается поздно. Решил уйти сразу после восемнадцати.
Он не выпускал из поля зрения стрелку часов. Оставалось пятнадцать минут до конца намеченного срока, как разразилась трель «столичного». Он схватил трубку.
– Слушаю, Альберт Ильич.
– Ты не слушать должен, а докладывать! – оборвал его Петюнин. – Кого ты пригрел на своей груди? Уверял, что сверстник, школьный друг. Знаешь, чем выводят таких друзей?
Чернобуров все понял, но ответ не находил.
– Что молчишь? Как у тебя поставлена твоя служба безопасности, что проморгала подкоп под твою задницу? Ты знаешь, с чем пожаловал на коллегию МВД твой закадычный друг?
– Догадываюсь. Не ожидал я от него. Будто с катушек съехал парень.
– Вот и поставь его на место. Я тут кое-что предпринял, первый удар отразил. Но… в дело может вмешаться внешняя разведка. Да и в фээсбэ недругов у нас хватает. В общем, займись подчисткой у себя, разберись, кто там причастен к запретному экспорту. Все. Не звони, я сам буду информировать тебя.
Чернобуров облегченно вздохнул – он ждал худшего. Ох, и напьется он сегодня!
Только так подумал, снова звонок. Городской. Не хотел снимать трубку, но рука сама потянулась.
– Слушаю.
– Добрый вечер, Олег Павлович, – узнал он голос Ольги и чуть не чертыхнулся: только тебя не хватало! – Давненько тебя не видела и не слышала. А тут такая новость подвалила, что сердце сжалось из-за жалости к тебе.
– Вот даже как. И что же это за новость такая?
– Приезжай, расскажу. Не телефонный разговор.
Он подумал. На любовь его сегодня, во всяком случае, не тянуло. Но Ольга зря звонить не стала бы. Значит, действительно что-то важное.
– Хорошо, заеду. Что пить будем?
– Что ты предпочитаешь.
– Хорошо.
Он взял из серванта бутылку Hennessy, золотую цепочку и вызвал водителя. Телохранитель уже ждал Хозяина на выходе. У дома, где жила Ольга, он разрешил телохранителю проводить его до квартиры и отпустил до утра. Веронику о том, что не приедет ночевать, предупредит позже. А если и не предупредит, сильно переживать она, похоже, не станет: в последнее время совсем охладела и ласки его воспринимает без желания. Что ж, разнообразие доставляет ему больше удовольствия.
Ольга ждала: благоухала французскими духами, которые он подарил ей к Новому году; в легком платье, сквозь которое просвечивается ее стройная фигура и совсем еще девичьи груди. Она встретила его в прихожей и, обхватив шею руками, трижды поцеловала. Глубоко вздохнула:
– Эх, мимолетный любовник. Понимаю: дела, дела. Но и для вдохновения надо выделять время. Спасибо, что заехал. Мало того, что я соскучилась, да и то, что узнала, заставило побеспокоить тебя.
Он ответно крепко прижал ее к себе, расцеловал щеки, губы, шею, грудь. Надел на шею золотую цепочку.
Ольга скользнула по цепочке пальцами, чмокнула его в губы.
– Спасибо. – Взяла протянутую ей в руки бутылку коньяка.
– Извини, виноват. Но что поделаешь, так закручен, что иногда и родную жену забываю.
– Родную? – усмехнулась Ольга. – Ладно, садись за стол. Закуска у меня не губернаторская, не уверена была, что ты заедешь. В другой раз исправлюсь.
– Что ты! И за это спасибо. – Он откупорил бутылку, налил в рюмки. Поднял и звякнул о ее рюмку. – За нас. За нашу встречу. – Выпил залпом. – У меня сегодня такой паршивый день, что с утра хотел напиться. Наверное, и ты приготовила не радостную весть.
– Угадал. Не радостная, но не смертельная. Сегодня у меня была твоя благоверная. Пооткровенничали. Я, правда, догадывалась, что твой дружок генерал стал ее любовником, но твердо не была уверена. А сегодня она сама призналась. Мало того, что стала любовницей, ждет от него ребеночка. Так что поздравляю тебя с наследником или наследницей.
– Ты… ты что мелешь? – опешил губернатор. – Почему ты решила, что от него, а не от меня?
– Не я решила, а так объяснила твоя ненаглядная. Вы прожили три года. А результат? Не зря оба консультировались у врача. Только пожалел доктор тебя, не стал расстраивать, что резус у тебя отрицательный и детей от тебя не будет. А Веронике сказал. Ты шутил: роди, мол, от кого хочешь, я признаю его своим. Вот она и постаралась. Говорит, в отместку тебе за твои измены, за то, что ты первый связался с журналисткой Николая Васильевича.
