Горбатого могила правит (Нина).
Встречаем Новый год у меня в палате. Торчим как можем. Ко мне пустили десятерых и разрешили шампанское – форменное ЧП. Я на год отстал от ребят – или опередил их? Мог быть парализован… чуть-чуть не хватило. Знаю, что значит смерть.
В Переделкине в праздничную ночь произошло свое ЧП: некто совершенно посторонний помер с перепою.
Или с чего другого. Вспомни Павлина, Владова друга. (Спохватывается). И это тоже будет позже … лет на пять (Нина).
Уймись, ясновидящая. Я пишу художественное произведение, а не документальную прозу (автор).
Я помог расшить ситуацию, за что дирекция ресторана осталась мне благодарна. Мои организационные способности проявились в полной мере.
Шестерил на всю катушку. Жмурика таскал. Лучше б за кем поухаживал (Нина).
Он влюблен в славу (автор).
Дикарка слава избегает тех, кто тащится за ней толпой послушной (Нина).
Тебе очко. Но хозяйка я… захочу-раскручу (авторша).
Чтоб тебе кануть в лету и не вынырнуть (Нина).
Уж ты утопила бы! мов котенят. Меня, его – в одну кучу (авторша).
Я говорила дочери: кончай свою благотворительность. Неясно, каким он встанет, насколько будет здоров. Mutter, речь не о браке. Мы так решили с Тёмой. Вам-то что беспокоиться? прописана я не у вас.
Действительно… не возникай… их дело (отец семейства).
Ребята гораздо честней. А это та еще шваль (автор).
В феврале, без костылей, я вышел из этих дверей. Девять месяцев больница носила меня во чреве. Воздух был легок и сладок, Тёмкина тачка надраена и отражала солнце как медная бляха-муха. Вылезла Вика, сапожки бережно ставя. Поцеловала в нос, как некогда мать – откуда ей знать? точное попаданье. Снег не почистили, тачка тащилась, и я тащился. Улицы улыбались… блики на лужах, блин.
Жизнь продолжалась (Нина).
Твоя с Иваном – во всяком случае (автор).
И вдруг на восьмое марта по сотовому звонок: Нина! с праздником! как мы давно не виделись. – Павел! я живу на Уральской. Щелковская… зайдешь? – Зайду! позвоню. В тот же день я Ивана выгнала. Сказала – сын придет из больницы (пришел уже месяц назад). Иван не поверил, обиделся и ушел. Куда – мне до фени. Я запах Ивановых сигарет выветрила. Мыла пол через два дня на третий. Готовила – еле съедала. Он не звонит. Прошло уже семь недель. Ни слуха ни духа. А я всё хожу хорошею.
Наши все на дипломе, а я еще год студент. Тёмка мне достает программированье на дому. Боюсь, что это понты – должно быть, он кормит меня. Вика живет у предков, таскает для нас еду,
очень клёвую (автор).
Мои верят в Тёмкины сказки, что я вот такой программист.
Апрель стоит офигенный (автор).
Я снова чищу картошку – такая моя судьба.
Апрель над крышами витал, и Павел попался мне навстречу в толпе на черкизовском рынке (я сказала ему, где живу – не говорила, где торгую). Он меня не заметил – окликнула я. Отощал еще больше. На счастливого человека не похож даже отдаленно. Я обняла его за плечи –
кто несчастлив, имеет мало прав на гордость, это относится к ним обоим (автор) –
и мы пошли собирать мне баулы.
На майские Тёма взял меня пассажиром в байдарку. Мы без девчонок, одни только парни – нести и грести мне не дали. Позднее половодье после суперснежной зимы. Отвязанная весна несла, крушила, ломала. Ушедший от смерти, в том-то и фишка, видит заново мир. Будто вчера его создали.
Кого, тебя или мир? (автор)
Без разницы. Только что сотворили (Влад).
Кто? (Влад досадливо морщится).
Людмила Колодная – нет, не холодная, просто с развитым чувством собственного достоинства – на наших совместных чтениях долго не замечала меня. Но, когда сам Петербурженко отметил гражданственность моего нескончаемого цикла о сыне, всё-таки подошла. Спросила: Вы с какого числа в Переделкине? – Как всегда… с пятнадцатого июля. – Я тоже буду, и в тех же числах.
Распустил хвост и надулся от гордости (автор).
Я сдаю сессию за четвертый курс – у наших уже предварительная защита. Мне с прошлого года оставили дефицитнейшие тетрадки, и в коридоре крутая группа поддержки. Но препы меня не достают, держа за христьанского мученика.
Боли у него были – озвереть. Всё же позвоночник. Он молчал, чтоб не кололи морфий… боялся подсесть (Артём).
Я вышла за Юру, родила сына – об Иване и Герасиме лучше не вспоминать. Я могла бы всю жизнь ничего не узнать о любви – наверное, половина женщин так и не знают. Буду ходить тихонечко меж людьми, не в силах им ничего объяснить и поведать.
Празднуем на Тёмкиной даче их защиту дипломов, мое окончанье сессии. Гудим по полной программе. Но тень Павлина молча стоит у решетки. Я вижу, а кто еще видит – не знаю… я никому не сказал. Доллар всё поджимает хвост и не отходит от Вики.
О радость! я знал, я чувствовал заране! Людмила Колодная заняла номер рядом с моим.
Не с твоим, а с женским туалетом (Нина).
Я перечитал ее стихи, чтоб процитировать при беседе. Правильно будет назвать ее православной поэтессой.
Новая официальная идеология (Нина).
Не оскорбляй чувства верующих, паршивка (автор).
Это ты из других десятилетий вспомнила. (Сообразила, что забыла огрызнуться.) От паршивки слышу (Нина).
А кто обещал ходить тихонечко? (автор)
Нина тушуется.
Тёмку взяли в крутую фирму. У нас на поездку всего две недели. В Грецию! втроем! но Вика опять тормозит: у нее какие-то шашни. Всё как в плохом сериале. Ништяк. Нас двое мужчин, я снова тащу рюкзак, и нас, двоих одиссеев, заманивают острова.
Мы с Людмилой Колодной –
подколодной (Нина) –
заехали в один день. Вернее, в один вечер – здесь это разрешается. Она поздно спустилась к завтраку – я встретил ее в дверях, выходя. Попросила показать, где я сижу – за столом оставалось место, там и расположилась.
Выпьем за голубя, который сидит и воркует, и за голубку, которая слетит и сядет рядом с ним (Нина).
Нина! ведь ты счастлива! выше крыши! ты что, забыла? утихни (автор).
Да-а… мы с Павлом на рынке жаримся (Нина).
Так ведь же ж на одном? (автор).
Нине нечем крыть. Действительно – теперь на одном.
Я получила того, кого сама выбрала. В юности, с Юрой, было наоборот: он меня полюбил, и он меня добился.
Ну конечно, моя сварливая персонажиха:
На щечках у малютки
