Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
— Ты никто, гайдзин. Ты труха, ты хуже лошадиного навоза.
До сего момента Асикага казался Артему не то чтобы эдаким добрым-добрым дедушкой Габадеем, а… уравновешенным, что ли. Но, увидев перед собой сузившиеся, налитые яростью глаза, Артем понял, что жестоко заблуждался.
— Дай я его убью! — где-то над головой предложил повеселевший Ицумицу.
— Молчать! — рявкнул Асикага. — А ты, гайдзин, знай: еще раз взбрыкнешь — убью. И забуду навсегда про твой корабль. Его не было до этого дня, пусть его не будет и дальше. Это мое последнее слово тебе. Вставай и иди.
Артем видел перед собой глаза Асикага и чувствовал, что его слова — не пустая угроза. Если сейчас не подчиниться, если что-то еще сказать — через мгновение воздушного гимнаста Топильского не станет. Пришлось подчиняться.
Кляп был возвращен на место, и они снова в прежнем порядке побежали вперед.
А потом как-то очень быстро стемнело и хлынул дождь. Не ливень, но довольно приличный дождина. И уж точно неприятный. Да и что может быть приятного в дожде ранней холодной весной, да еще когда ты застигнут им в лесу и не можешь от него укрыться. Небесная вода превращала землю в вязкую хлябь, растворяла задержавшийся в низинах и под корнями снег, мутными струями застилала видимость. Одежда стремительно намокала и затрудняла движения.
Дождь заставил людей перейти с бега на шаг. «Хоть что-то, — подумал Артем, — хоть что-то». Он чувствовал, что слабеет и долгий бег ему не выдержать. А свались он… В общем, по-всякому может быть, но, скорее всего, возиться с ним, поднимать и уговаривать не станут. И что уж точнее точного — на себе не потащут.
Дождь не заставил разбойников остановиться на привал, допустим, забраться под дерево и переждать. Значит ли это, что до логова не так уж недалеко? Черт его знает… Артем начинал приходить в состояние, когда уже все равно…
Когда на небе еще торчало солнце, Артем примерно представлял себе, в какую сторону они идут — в сторону гор, но не в сторону Долины, от Долины они забирали влево. Теперь он потерял всякое ощущение пространства и времени. Пространство сузилось до видимого куска пути между ним самим и идущим впереди разбойником, а время превратилось в иллюзорные песочные часы, где из верхней колбы в нижнюю по каплям перетекали остатки сил. В голове не было никаких мыслей, кроме прыгающих, как на батуте, в такт шагам отрывистых фраз: «Не упасть, не упасть, держаться…»
Наконец дошли…
— Стой! — громко приказал Асикага.
Артем остановился, поднял голову и увидел впереди, шагах в двадцати, темный склон скалы. Скальная порода здесь походила на пагоду: разной толщины пласты породы наслаивались друг на друга, образовывали козырьки. Под одним из козырьков Артем разглядел лошадей, под другим — костер и сидящих возле него людей.
— Жди здесь, — приказал Асикага младшему и побежал в сторону костра. На доклад, понятное дело.
Страшно хотелось лечь… ну, или хотя бы сесть. Но еще сильнее не хотелось показывать этому голоногому уроду свою слабость.
Дождь продолжал лить, хоть и стал несколько потише, занудил, что называется, а такие дожди могут тянуться долго. Но на дождь Артем уже давно не обращал никакого внимания. Как и на рану, которая сейчас не ныла, а постреливала. Хуже всего, что онемела поврежденная правая рука. Впрочем, когда развяжут, может, и отойдет.
Ицумицу дожидался возвращения старшего молча, не бил и не стращал — видимо, и его укатала дорога под дождем. «А если ударит, получит ответ, ноги-то у меня свободны. Двинуть в пах, свалить на землю, обмотать горло веревкой и душить, — с каким-то пугающим даже его самого спокойствием решил Артем. — А дальше будь что будет. Наверное, далеко убежать не дадут, догонят и зарубят… Но если у меня будет мгновение, можно перерезать веревки его мечом. Тогда еще есть шанс побарахтаться…»
Наконец из-под козырька выбежал Асикага и махнул рукой.
— Пошли, — Ицумицу толкнул Артема в спину.
Под козырьком пахло жареным мясом. Сразу захотелось есть. «Организм хочет жрать, это радует, значит, не все так гибло», — подбодрил себя воздушный гимнаст. А еще под козырьком было тепло, сухо и дымно. От дыма стали слезиться глаза. А вообще-то логово не походило на постоянное место жительства, уж больно тесное и необжитое, скорее это был перевалочный пункт, которым пользовались по пути откуда-то и куда-то.
Артема провели мимо костра, разожженного ближе к входу, вывели в центр сидящих полукругом людей.
— Садись, — Асикага положил руку на плечо и сильно надавил. Этот приказ Артем выполнил с удовольствием. Правда, сел не по-японски (это когда колени и пальцы ног прикасаются к полу, а тело покоится на пятках), а по-турецки. Так ему было удобнее.
Не считая двух до омерзения знакомых Артему личностей, разбойников было примерно с десяток — пересчитывать их по головам гимнаст не собирался. Зачем?
Главаря Артем вычислил сразу. И дело даже не в том, что тот сидел наособицу и выделялся доспехами. (У него у единственного были металлические доспехи. Вернее, не все доспехи были из металла, а лишь нагрудная пластина, но остальные и этим похвастаться не могли, а могли они похвастаться лишь доспехами из кожи или из деревянных дощечек.) Взгляд. Вот что выделяло сильнее прочего. Взгляд человека, привыкшего повелевать и не терпящего неподчинения.
За спиной раздалось громкое чавканье. Артем оглянулся — это Асикага и Ицумицу сели у костра и жадно набивали брюхо оставленным им мясом. «Жители страны Ямато не едят животных, — вспомнил Артем слова Такамори. — Видимо, не сильно этих говнюков тревожит запрет на убийство животных, обходят его так же легко, как убивают людей». Такамори рассказывал, что перед въездом в города и села самураи совершают обряд очищения. Очистился и живи себе легко.
Артема продолжали пристально и молча рассматривать, а сам он боролся с внезапно навалившейся сонливостью. Сказывалась потеря крови и усталость. Были б уже придуманы спички, обязательно попросил бы вставить их в глаза. Не удержавшись, Артем громко зевнул.
Чтобы отогнать сонливость, он попробовал сосредоточиться на каком-нибудь предмете, подчинить внимание и сознание только его вдумчивому созерцанию. Предметом этим стала нагрудная металлическая пластина вожака. Пластина была сплошь усеяна вмятинами и царапинами. Похоже, пришлось товарищу славно порубиться на своем веку. Или она досталась ему по наследству, а перед этим прикрывала грудь многих поколений предков? Сохранились на ней и следы чеканки, какая-то надпись. Вглядевшись, Артем прочитал-таки надпись: «Тэмпё, восьмой год, третий месяц, шестой день». «Что же случилось в этот день?» — отрешенно подумал он и перевел взгляд выше. У вожака было худое скуластое лицо, на котором выделялись три особые приметы: сбритые брови, жуткий шрам через всю левую щеку и необычного вида борода — тонкая полоска, начинающаяся от нижней губы и тянущаяся по центру подбородка почти до самой шеи.
А потом Артем напоролся на взгляд, с которым не хотел встречаться. Но встретился. Раз встретился глаза в глаза, пришлось этот взгляд держать. И это было не так-то легко.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
