Позже появилась информация, что многие люди погибли, попросту задохнувшись во время транспортировки в больницы из-за того, что им вовремя не была оказана первая медицинская помощь.
Тем, кому повезло добраться живыми до больниц, помощь всё-таки была оказана – врачи, которые по роду деятельности часто работают с фентанилом, поняли, в чём дело, по запаху. Характерным сладковатым миндалём от одежды пострадавших пахло так, что сестры потом жаловались на головокружение и тошноту. Пострадавших тащили в отделение волоком и клали на все свободные поверхности, даже на пол. Таинственный антидот для фентанила очень прост. В реанимации его много. Стали колоть. В суматохе подтаскивания больных некоторых пропускали, некоторым делали по несколько инъекций. Потом уже догадались ставить метки на руки.
Как потом выяснилось, Кора была именно в одном из таких автобусов.
Она очнулась уже на улице, когда ей сделали укол в шею. Потом опять провалилась в небытие. Открыв глаза в следующий раз, нашла себя на сиденье автобуса, задавленную двумя телами: одно, женское, было очевидно безжизненным, другое, мужское, лёжа на спине, захлёбывалось своими рвотными массами. Высвободившись, она умудрилась развернуть мужчину лицом вниз, чем спасла ему жизнь.
В больницу, в которую их привезли, она вошла уже на своих, хоть и нетвёрдых, ногах.
* * *
Лёша со Светкой нашли её там только через два дня. Она лежала под капельницей, бледная, опухшая, обритая наголо (как выяснилось, о последнем она попросила сама, понимая, что ещё долго не сможет принять душ и отмыть свой шикарный водопад волос от грязи и рвотных масс).
Первой её просьбой было отыскать Валентину и её двух сыновей, вместе с которыми она пришла на спектакль. Один из мальчиков, младший, был аутистом. Она умоляла Лёшку со Светкой проверить все списки, обойти больницы и морги. Последняя картинка, которую она помнила после того, как дали газ: младший, Коленька, уцепившись, как обезьяний детёныш, за мамину шею, уткнулся ей в ямку между грудей, и Валентина успела накинуть на голову шаль, укрыв ею и ребёнка. Старший же, Вася, свернулся калачиком, уткнувшись себе в колени. Сама Кора успела упасть на пол между креслами, лицом вниз.
Подключив все свои связи, в том числе тестя, Лёшка на следующий день сумел найти Валентину с младшим сыном в одной из больниц. Мальчика только что перевели из реанимации и положили в палату рядом с мамой. Состояние Валентины было тяжёлое, но угрозы для жизни больше не было. На устах только один вопрос – где Вася, старший? И страшное чувство вины, что всё внимание было отдано младшему, больному.
Лёше понадобилось ещё два дня, чтобы по подробному описанию матери обнаружить мальчика в одном из моргов.
Ему же пришлось сообщить об этом несчастной Валентине.
Через неделю Лёша со Светкой привезли Кору домой.
Она лежала, с остановившимся взглядом, уставившись в потолок, не желая говорить ни о пережитом, ни на какие другие темы. Узнав о цифрах погибших заложников, которых на тот момент насчитали около ста тридцати, и просмотрев несколько раз кадры, снятые камерами наблюдения в зале до и после захвата, Кора впала в абсолютную прострацию. На следующий день Лёша привёз врача, одного из лучших психотерапевтов города. Тот, внимательно осмотрев Кору, объяснил, что у неё сильнейший психический шок, усиленный действием газа, формула которого держится в секрете органами госбезопасности, вследствие чего врачи бессильны выработать действенный антидот. Он вколол ей лошадиную дозу сильнодействующего успокоительного, от которого она тут же уснула, и посоветовал не пытаться «ни развлекать, ни отвлекать» её. Так как совершенно невозможно было предвидеть, как будет развиваться посттравматический синдром.
Светка осталась «приводить квартиру в порядок», а Лёша, за абсолютной своей ненадобностью, поплёлся обратно в свою полужизнь.
Через пару дней Светка позвонила и сказала, что отвезла Кору под Москву, в деревню, где жили её, Светкины, родители.
– Ей нужно прийти в себя. Она никого не хочет видеть. И это можно понять после всего, что она пережила.
Лёша понимал. И остался ждать новостей от Коры в Москве, в своей огромной, почти всё время пустой, угрюмой квартире на одной из Фрунзенских улиц.
Тима всё больше времени проводил в лицее, а Галя, за ненадобностью, приходила только вечером, приготовить ужин на скорую руку и переночевать. Похоже, она кого-то встретила и собиралась «обустроить» свою личную жизнь.
Кора позвонила примерно через месяц, сказала, что она «в порядке», но в данный момент встретиться с Лёшей не готова. Просила дать ей время «снова начать жить».
– Я тебе позвоню, как только смогу, – пообещала она.
Лёша продолжал ждать.
Прошли Новый год, Рождество, «старый» Новый год, школьные каникулы, на которые он свозил Тиму в Австрию, в горы.
Наступил февраль.
Кора позвонила в самую первую неделю месяца. Предложила встретиться, погулять где-нибудь в районе Новодевичьего, их любимого места, где были нагуляны километры, нашёптаны задыхающимся голосом самые главные слова, зацелованы рты, глаза, руки и вообще всё, что попадалось под губы.
Стоял редкой красоты зимний день. Недавно выпавший снег, ещё девственно-белый, сверкал и переливался на солнце, приятно поскрипывал под ногами. По замёрзшему озеру скользила, кто на чём, детвора, в своём незамерзающем закутке гордо возвышали снежно-белые шеи лебеди, на накатанной горке, как муравьи, туда-сюда сновали мамаши с малышнёй на санках, даже снежную бабу уже кто-то успел слепить, всунув ей вместо носаморковки перегоревшую лампочку – словом, действительность выглядела картинкой с рождественской открытки.
Чего никак нельзя было сказать о Коре.
Сначала он её просто не узнал. Она шла со стороны улицы к скамейке, на которой он сидел уже минут десять, и Лёша, скользнув по ней безразличным взглядом, продолжал следить за Собакой, которую он взял с собой, инстинктивно понимая, что её присутствие может сгладить первые минуты этой непростой встречи. И только когда она подошла достаточно близко и Собака, узнав, помчалась в её сторону, Лёшка снова повернул голову и узнал в приближающейся фигуре Кору – женщину своей жизни. Мгновенная защемлённость в области сердца и огненный шар внизу живота безошибочно подтвердили ему это.
Она была одета в короткую дублёнку, на голове примостилась маленькая шапка-ушанка с подвязанными на затылке ушками, а на ногах – сапожки-апрески, в которые были заправлены джинсы. Она так сдала, что худобу её не скрывала даже зимняя одежда, и силуэт мог принадлежать скорее угловатому подростку, чем зрелой женщине. Он встал со скамейки и ждал, когда она, облобызавшись с Собакой, приблизится вплотную. Лёша взял её холодное лицо в свои ладони и поцеловал в лоб. Она при этом проявила полное безучастие, опустив руки и не сделав никакого движения в его сторону. И только отстранившись, Лёшка увидел, как оно изменилось, это лицо: на нём было выражение какой-то крестьянской суровости, так несвойственной её тонким и нежным чертам, – казалось, горе оставило на нём невидимые борозды.
