— А что насчет моей силы? — спросила я и показала ему на изменившие цвет волосы. — Это… это смерть?
— Нет, — ответил Луис. — Лес чувствует свои потери, не как человек, но по-своему чувствует, и он решил демонстрировать эти потери на тебе. Я не… — Голос его дрожал. — Я думал, что это не повторится. Думал, что все уже закончилось. Спрячь эту прядь, Эйвери. Прячь ее ото всех.
— Даже от Рене?
— Нет, — сказал он. — От нее не надо. Она твоя родственница, она поймет. Я пойду, ладно? Но тебе ни в коем случае нельзя ходить в лес. Даже ради Бена.
— Вы все еще не хотите, чтобы я с ним виделась?
— Да, — ответил Луис. Одно слово. Просто, прямо и больно. — Он… совсем запутался.
— Что? Почему? — спросила я, но он не ответил, а растворился среди деревьев — нечеловечески быстро. Но он не был обычным человеком, как и Бен.
Луис тоже был наполовину волком.
Луис мог…
Нет, он не убивал моих родителей. Он же не убил меня, хотя мог сделать это в любой момент, хотя бы сейчас. Вместо этого он рассказал мне о моей так называемой силе.
Лес знал обо всем, что в нем происходит. Это мне, разумеется, было известно, пусть и отвлеченно: естественно, это же природа; но я не осознавала, что лес может… может чувствовать.
Однако он чувствовал. У него был какой-то свой способ — непонятный, древний, отличный от человеческого; я его не понимала, но лес выбрал меня, чтобы выражать через меня свои ощущения и ожидания. Свои перемены — известные или неизвестные.
Нет, Луис не был убийцей. Он помогал мне. Он не хотел, чтобы я ходила в лес, но это из-за Бена.
Но что, если, забыв о той ночи, когда убили моих родителей, я забыла что-то еще? Что, если лес пытался мне что-то сказать? Я снова потрогала волосы, думая о том, что сказал прошлой ночью Бен. О том, что я мифическая. Что вижу то, чего не видят другие.
— Эйвери? — Рене подошла сзади, и я подпрыгнула так, что лязгнула зубами. — Что ты тут делаешь?
— Я… мама с папой, — сказала я.
Рене посмотрела на меня и повела к их могилам. Она не спросила, почему я не пошла туда сама.
Когда мы дошли до них, я, забыв обо всем, упала на колени.
С тех пор как их засыпали землей, похоронив своих родителей навек, я сюда не приходила. Я взглянула на землю — почва разгладилась, посерела.
Потом посмотрела на надгробия, на написанные на них имена родителей. На даты жизни.
Их не стало слишком рано.
В углу обоих надгробий были нарисованы деревья: знак того, что любили мама с папой.
Может, их погубила эта любовь?
Я положила руку на каждую могилку. Я ожидала, что что-нибудь почувствую, но ощущала лишь прохладу земли. Я не чувствовала, что родители рядом, не чувствовала, что они за мной наблюдают. Я так и не знала, кто или что лишило меня их.
Я подумала о Луисе, о том, как он сидел позади всех, а священник упомянул «тварей божьих». Мне стало интересно, знал ли кто-нибудь еще то, что знала я. Задавался ли кто-нибудь такими же вопросами о волках и лесе, о том, нет ли тут странного? Вспоминали ли люди легенды об основании Вудлейка, считали ли, что они могут оказаться правдивыми? Думали ли, что в лесу до сих пор могут жить необычные волки?
— Ты хорошо знаешь Луиса? — спросила я Рене, обернувшись к ней.
Она смотрела на могилы родителей, но когда я заговорила, она просто застыла. На лице читалось потрясение.
— Раньше знала, — наконец ответила она. — Мы некоторое время вместе учились в школе — в старших классах. Но это было давно. Я несколько лет с ним не разговаривала. И не виделась.
— А он… — Я сглотнула. — Он тебе не кажется… каким-то необычным?
— Он не более необычен, чем любой человек, решивший всю жизнь провести в лесу, — сказала она. Но на меня при этом не смотрела.
Она знала. Я не понимала что именно. Но что-то ей было известно, как и пастору.
Я глубоко вдохнула:
— А может, он убил Тантосов? И маму с папой?
— Нет, — ошарашенно сказала она. — Луис ни за что бы такого не сделал. Это не кто-то из местных. В Вудлейке нет людей с таким злым сердцем. Рон вызвал людей из ФБР, они будут участвовать в расследовании, потому что наши случаи сходны с серией других убийств.
— А были другие убийства? Люди погибали так же, как мои мама с папой? Как Тантосы?
Рене смотрела на меня довольно долго, потом кивнула:
— Да, так говорят. И Рон не вызвал бы ФБР, если бы на это не было причин. — Она повернулась ко мне. — Я смотрела на тебя сегодня во время службы, — мягко сказала она. — Когда все высказывались о Тантосах, ты подумала о том же, о чем и я, — да, Эйвери, все, что говорили о Джейн, могли бы сказать и о тебе. Я думаю, что нам… — Она набрала полные легкие воздуха. — У меня есть некоторые сбережения. Думаю, нам с тобой следует съездить отдохнуть. Точнее, я думаю, что нам надо уехать как можно дальше и как можно скорее.
— Уехать? Сейчас?
— Да. Мне надо все уладить, но мы уедем завтра же, — ответила Рене. — Можешь даже в школу не ходить. Сегодня соберешь вещи, а завтра утром поедем в аэропорт. Вообще я считаю, что тебе лучше не выходить из дома. По крайней мере, без меня. Ладно?
— Я… хорошо, — ошеломленно сказала я. — Куда мы поедем?
— Это будет сюрприз, — сообщила Рене, и я посмотрела на нее. И по ее лицу поняла, как она взволнована.
— Ты думаешь, что я могу рассказать кому-то, кому об этом лучше не знать. Кому?
— Некоторые люди могут заставить тебя сказать что-нибудь такое, чего ты вовсе не хотела говорить, — тихо ответила Рене. — Могут добраться до самого сердца, а я… мне очень важно, чтобы с тобой все было хорошо. Поэтому я не хочу, чтобы ты выходила до нашего отъезда. Поехали домой, я приготовлю поесть, а потом ты сможешь отшлифовать доски для крыльца, а я займусь организацией нашего путешествия.
— Бен не такой, — сказала я, догадавшись, о ком она говорила, — и поняла, что не ошиблась, потому что она промолчала. Просто ненадолго закрыла глаза, а потом посмотрела на меня:
— Давно ты его знаешь?
— Не очень, — ответила я. — Но мы…
— Понимаю, — перебила она. — Я вас вчера застала, и я вижу, что ты к нему что-то чувствуешь. Но иногда бывает, что кто-то что-то скажет, и ты больше ни о чем думать не можешь. Ни о ком. Ты сейчас очень уязвима, после всего, что случилось, ты на все очень чутко реагируешь, а я не хочу, чтобы тебе стало еще больнее. Так что да, когда я говорю, что тебе лучше не выходить, это означает, что тебе лучше и с Беном не встречаться.
— Но он не сделает мне больно, к тому же он не может заставить меня сказать то, чего я не хочу говорить, или сделать что-то, чего я не хочу делать. Мы…
