Он ждал, когда гондола опустится на поверхность воды и начнет погружаться. Вокруг него простиралось бескрайнее море. Через несколько минут он окажется под водой, запертый в металлической клетке. Через несколько минут он умрет. Аджаташатру Кауравы Пател исчезнет с лица земли. Это будет его последний фокус с исчезновением. Он взглянул на огромную синюю поверхность. На ней же должна быть какая-то жизнь. Рыбаки, мореплаватели-одиночки, пилоты, у которых отказал мотор, закоченевшие от холода беженцы на первых подвернувшихся им кораблях, сотни нелегалов из Черной Африки, о которых рассказывал в грузовике Вуираж, – многие из них ежегодно исчезают между Ливией и итальянским побережьем, так и не добравшись до земли обетованной, их единственная вина – то, что они родились на неправильной стороне Средиземного моря. Ну что ж, он умрет, как и они, под толщей холодной воды. Еще одна жертва изголодавшегося убийцы.
Тогда он понял, что, если он умрет сейчас, мир будет помнить о нем как о мошеннике, воре, эгоисте, человеке, всю свою жизнь обиравшем других и ничего не дававшем взамен. А готов ли он предстать на Страшном суде с таким грузом на совести? Ваше резюме оставляет желать лучшего, скажет ему Будда, потирая свои длинные мочки ушей.
Нет, умирать нельзя. По крайней мере, не сейчас.
Не раньше, чем он сможет кому-то помочь. Не раньше, чем покажет другим, самому себе, что он изменился.
А потом, есть Мари. Он не может умереть, не узнав, что такое любовь. Это было бы несерьезно.
За несколько минут в его памяти всплыл весь разговор с француженкой, как кадры, снятые ускоренной съемкой, потом он увидел своего двоюродного брата, свою приемную мать, все прекрасные минуты, проведенные с ними, потом менее приятные: голод, насилие, мужчин, которые склонились над ним, обвиняя в том, чего он не совершал, их влажные руки, вцепившиеся в него, эти змеи, которые его жалили. Перед ним пронеслась вся его жизнь. Короткая, насыщенная, но совершенно зряшная жизнь. Нет, он не мог достойно предстать пред Буддой в таком виде. Тот наверняка реинкарнирует его в помидор-черри, нанизанный на шампур. Ничего похожего на умиротворенность стога сена в поле.
Но что делать, чтобы не погибнуть? Дело приняло плохой оборот. Он оказался пленником в ловушке, которая с каждой минутой все надежнее запирала его. Аджаташатру встал на колени в гондоле, уже наполнявшейся водой, и прижал к груди чемоданчик. Этот чемоданчик с деньгами теперь уже ему не пригодится. И впрямь, пословица «Не в деньгах счастье»подтвердила свою правоту.
* * *
Капитан Аден Фик никогда не видел с капитанского мостика такой огромный синий буй, как сейчас, да еще так далеко от берега. Поскольку он был человеком просвещенным и прагматичным, то пришел к заключению, что это вовсе не буй.
Но что тогда?
Метеорологический шар, упавший с неба? Гриб с фантастического острова из комикса про Тинтина? Монгольфьер с индийцем на борту, прижимающим к груди чемоданчик, в котором лежит сто тысяч евро?
Во всяком случае, что-то странное и небывалое, и у него не было на этот счет никаких предположений. Может быть, это ловушка, которую подставили ему пираты? Он запустил моторы, чтобы его торговое судно шло на полной скорости.
Аден взял бинокль и стал рассматривать НПО (неопознанный плавающий объект). И тут же узнал монгольфьер. Но там, где должна была находиться гондола, была лишь непрозрачная водная поверхность. Корзина, казалось, полностью погрузилась в воду вместе со всеми пассажирами.
Отбросив гипотезу о пиратах, капитан позвал одного из офицеров и приказал спустить шлюпку с двумя членами экипажа, чтобы провести разведку. Действовать нужно было быстро. Аден предпочитал поднимать на борт живых, а не трупы. С живого всегда можно было что-то взять. Мертвые не имеют никакой ценности.
Приказ был исполнен.
Двадцать минут спустя моряки вернулись на корабль в сопровождении высокого индийца в белой чалме, худого и узловатого, как засохшее дерево, в данном случае – мокрое. Одной рукой он придерживал изотермическое спасательное одеяло, накинутое ему на плечи, а в другой держал черный дипломат, который, казалось, не хотел выпускать.
– Я капитан этого судна, – гордо объявил Аден Фик по-английски, испытывая облегчение, что перед ним живой человек, с которого он, вероятно, сможет что-то получить. – Как повезло, что мы оказались в этом месте в нужное время. Что с вами произошло?
Аджаташатру тоже представился и рассказал, что участвовал в соревновании монгольфьеров в районе Рима, но поднялся опасный встречный ветер и отнес его в сторону моря. У него закончился запас газа, и оставалось только сесть на воду. Он бы утонул, если бы не появились матросы, посланные капитаном.
– В таком случае добро пожаловать на «Мальвиль». Полагаю, что больше всего на свете вы хотели бы вернуться в Рим, к обычной жизни, – продолжал моряк, косясь на загадочный чемоданчик спасенного. – Но поскольку у нас очень плотный график, я не могу пристать к берегу. У вас есть выбор – либо вернуться вплавь, что непросто с чемоданчиком в руке, либо остаться с нами и оказаться в пункте назначения, господин Этаж-сотрут-корова-падло. Но в этом случае придется заплатить, понимаете? Жизнь имеет цену… в отличие от смерти.
Последние слова заставили Аджаташатру содрогнуться. В какое новое осиное гнездо он опять угодил? Наверное, лучше было утонуть, когда предоставлялась такая возможность.
– А куда именно мы плывем? – спросил он, стараясь не выдать своего страха.
Но становилось слышно, как стучит чемоданчик в его трясущейся руке. Можно подумать – бразильский ударник на карнавале в Рио.
Капитан указал на красно-черно-зеленую нашивку на своей рубашке:
– В Ливию, конечно! А теперь скажите мне, что у вас там, в этом хорошеньком чемоданчике?
L
Ливия
Когда назавтра в 14 часов «Мальвиль» стоял на якоре в порту Триполи, Аджаташатру спустился на понтонный мост, ведущий на сушу, облегченный на пятнадцать тысяч евро, но испытывая при этом явное моральное облегчение.
Вынужденная переправа обошлась ему недешево. Но могло быть гораздо хуже. На корабле он полностью зависел от настроения ливийцев. В конце концов, капитан мог забрать все его деньги, прежде чем выкинуть (разумеется, его, не их) за борт, и концы в воду. В результате он еще легко отделался.
Ливия переживала невиданный период потрясений, поэтому все жаждали денег, даже капитаны торгового флота, и главным образом именно они, поскольку промышляли перевозом нелегальных иммигрантов из районов южнее Сахары или откуда-то еще, направлявшихся в Италию, чтобы заработать на хлеб с маслом. Бывало, что, когда появлялся итальянский патруль, матросы выбрасывали беженцев в воду, не важно, умели те плавать или нет. Поэтому итальянцы были обязаны оказать им помощь и переправить на берег, в то время как преступники безнаказанно отправлялись назад в Ливию, ничуть не испытывая неловкости при подготовке следующего рейса по перевозке нелегалов.
