Мне пришло в голову, что никто на меня не покусится, пока я нахожусь здесь с Джеймсом. Настроение у меня улучшилось. Было приятно наблюдать за тем, как он нес мою корзину. Остановившись, чтобы переменить руку, он спросил:
– А что у тебя там? Кирпичи?
Честно говоря, я даже не заглядывала в нее. О чем там говорила Флора? Ах да.
– Ну, я положила все то, чем обычно питаются одинокие девушки: консервированные бобы, сардины, белый хлеб, чипсы. Очень изысканная еда.
– В таком случае я надеюсь, что ты позабыла положить консервный нож, – отреагировал Джеймс.
Хоть бы Флора подумала об этом!
– Уверена, что не забыла. В крайнем случае будем открывать зубами.
Посмеиваясь, мы подошли к достопамятному дереву.
– Это не оно. Ты упала у того дерева, Кэрон.
– Не думаю, Джеймс.
Он опустился на колени:
– В том месте, где ты упала, наверняка до сих пор примята трава.
– Ладно, не имеет значения! Выбирай любое. Я есть хочу!
Мы расстелили скатерть (она была такая большая, что мы смогли вдвоем на нее усесться) и стали вытаскивать из корзины еду.
– Ты можешь понять, что здесь что, Кэрон? Я услышала, как пробка вылетает из бутылки шампанского как раз в тот момент, когда нащупала винный бокал. Удивительно, но Флора положила в корзину не пластмассовую, а хрустальную посуду! Что-то я ее в кухонном шкафу не видела.
– Здесь так темно! Пожалуйста, наливай шампанское осторожнее, Джеймс, а то я промокну.
Мы прислонились к дереву и попивали шампанское.
– Мне совсем не хочется есть, – сказал он. – Может, выпьем немного вина, а потом пойдем в «Савой» и поужинаем там?
– Как некрасиво с твоей стороны пренебрегать моим гостеприимством! Ешь давай!
Джеймс неохотно развернул сверток.
– Пожалуй, я начну с сардин. Обожаю этот прославленный деликатес. – Через несколько секунд он заговорил опять, причем значительно повеселевшим голосом: – Никогда не видел таких плоских сардин.
– Наверное, ее расплющило в корзине.
– Она не только плоская. Она еще и розовая. И запах у нее как у копченого лосося. А это что? Бобы? Интересно, вкус у них как у оливок. А вот еще бобы. В форме виноградной грозди. Фиолетового цвета. А батон почему-то напоминает хрустящую французскую булку.
Я засмеялась:
– Так-то лучше, Джеймс. Знаешь, ты отличный парень. – Я взяла сардину и кусок хлеба и в изумлении сказала: – Ой, да это ведь и есть копченый лосось, а не какая-нибудь раздавленная сардинка. Я думала, это была шутка.
Джеймс смеялся так, что стал задыхаться. Потом он все-таки нашел в себе силы, чтобы сказать:
– Какие там шутки! Наверняка это волшебная корзина – кладешь в нее сардины, а вынимаешь лосось.
– И ростбиф. Я его только что обнаружила. И еще соус, чтобы макать в него мясо, и горчицу.
Я положила в рот кусок рыбы, а Джеймс перестал смеяться.
– Кэрон, это ты или не ты подготовила эту корзину для пикника?
– Абсолютно верно. Или это я, или это не я.
Некоторое время мы молча жевали, обмениваясь замечаниями типа «очень вкусно» и «самый лучший пикник в моей жизни».
Джеймс взял из корзины кусок домашнего пирога и спросил:
– Попробуй угадать, какая у него начинка – яблочная или вишневая?
Я быстро схватила этот кусок, набила рот пирогом и только тогда отдала остатки Джеймсу.
– Что ж, могу с уверенностью утверждать, что это яблочный пирог. И еще туда добавили ревень.
– Знаешь, Кэрон, если бы я не знал, что ты совсем недавно нашла работу и что ты снимаешь дом с подругами, я бы решил, что ты пошла в гастрономический магазин на Хай-стрит и заказала у них самый дорогой набор для пикника. Не думаю, чтобы у тебя было время зайти в «Фортнум».
– Ты прав, я там не была. Но я звонила им сообщить, что у меня поменялся адрес, потому что они должны знать, куда доставлять мне закуски. Я заказываю у них завтраки и обеды каждый день, кроме тех случаев, когда устраиваю в спальне вечеринки для моих тридцати друзей.
Насытившись фальшивыми сардинками, мы опять прислонились к дереву и сидели так, попивая шампанское. Потом Джеймс сказал:
– Кэрон, помни, что мы друзья. Хочешь поговорить о том, что случилось, когда ты вывихнула лодыжку?
Я протянула бокал, чтобы он налил туда еще.
– Это твоя идея, так что начинай первым. Может, побеседуем о том, как ты жил до того, как переехал в свой дом? Это ведь продолжалось целых четыре года. Бедный Джеймс, наверное, она разбила твое сердце.
– Да нет, с моим сердцем все в порядке. Правда, мы наговорили друг другу много неприятных вещей. А как насчет твоей лошади? То есть лодыжки? На сердце не повлияло?
– Да нет, у меня в этом смысле тоже все хорошо. Однако в моем случае не так много было сказано, зато немало сделано. И никто не хотел объяснять, что произошло. Лошади вообще не умеют разговаривать. Моя лошадь не хотела рассказывать о том, что случилось до нашего знакомства.
– Что ж, Кэрон, я рад, что мы оба облегчили душу и поговорили начистоту.
Это было так комично, что мы чуть не умерли со смеху. Тем не менее больше никто не поднимал тему взаимоотношений полов.
– Знаешь, Джеймс, меня немного беспокоит то, что ты, кажется, переоцениваешь глубину моих познаний в психологии. Поведение людей похоже на переменчивую английскую погоду, хотя, конечно, солнце выглядывает чаще, чем льет противный дождь.
Он засмеялся:
– Ты потрясающий человек, Кэрон. Знаешь, для меня важно лишь то, что я чувствую к тебе доверие и что мне легко общаться с тобой. Я уверен, так и будет в дальнейшем, даже если тебе захочется изобразить ливень или сильный град. Надеюсь, у тебя нет привычки устраивать грозовые смерчи?
– Мое любимое средство воздействия – молния. Хотя поджечь сарай я, скорее всего, не смогу. А какая погода характерна для твоей жизни?
– Миссис Стоун, должно быть, скажет, что моя жизнь походит на рассвет. Ну, никак не на закат, потому что она относится ко мне как к тринадцатилетнему недорослю. Мой характер назовут твердым как лед. А для кого-то я так же утомителен, как дождь.
– Джеймс! Не говори так, это неправда! Ты отзывчивый, добрый и великодушный человек. У тебя прекрасное чувство юмора. Я бы сравнила твой характер с теплым летним днем. И без всяких там областей низкого и высокого давления, которые ползут с запада!
Мой друг засмеялся:
– Я был бы счастлив, если бы Гольфстрим добавил мне немного тепла. Мне приятно, что ты так думаешь. И я всей душой надеюсь, что тот человек, о котором ты говоришь, – это действительно я.
