Он как раз говорил, чтобы я не рассчитывала на это, когда в комнату заглянула Линда и таинственно спросила, не могу ли я «подойти на минутку». Она явно колебалась.
— Я не знаю, стоит ли нам что-то говорить, но он просил меня принести ему книгу из машины…
— Да неужели? — пробормотала я. Ему пока нельзя было читать.
— Да нет, не в этом дело, — нетерпеливо ответила Линда. — Дело вот в этом.
Она разжала кулак. На ее ладони лежало кольцо с бриллиантом. Безобидная вещица, но у меня от нее дыхание перехватило. Я уже видела это кольцо раньше, на руке Фионы.
— Где ты это взяла? — резко спросила я.
— Оно выкатилось из бардачка. Мне показалось, оно дорогое, а ты же знаешь, что говорит папа насчет вещей, оставленных в машине.
— Ладно, — сказала я, — я отдам это ему.
Я могла молиться, чтобы Фиона оставила кольцо по ошибке, но это было бы бесполезно. Вспоминая вторник, когда я видела, как она выходит из машины, я слишком хорошо представляла себе, что произошло. К тому же это церемонное рукопожатие и тот странный взгляд, который бросил на меня К.Ф., проходя мимо моего стола…
— Ну и в чем там было дело? — осведомился он, когда я закрыла за собой дверь комнаты.
Я пересекла комнату и села на этот раз не на кровать, а на стул рядом с ней. Сейчас явно было не время вмешиваться. Он был заинтригован, и казалось жестоким заводить разговор о Фионе, когда он был к этому совсем не готов. Но кто может спорить с капризами судьбы?
— Лин сегодня нашла в вашей машине вот это. Она подумала, что не стоит оставлять это там. — Я аккуратно положила кольцо на кровать.
— О господи, — сказал он, — я и забыл, что оно там. Лучше не говори ничего боссу. Мы оплатили его за счет фирмы.
— Кен… — вопросительно начала я.
— Да, это кольцо Фионы. По крайней мере было.
Он потянулся и положил кольцо на тумбочку. Я с жалостью наблюдала за ним. В его жесте было что-то обреченное. Карие глаза взглянули в мое лицо. Они были такими же милыми, как и его улыбка. «Милая улыбка». «Милые глаза». «Милые усталые глаза» — теперь они действительно были усталыми. Может быть, это была корь; может, разбитое сердце.
— Не надо так волноваться, Констанс! Такое случается сплошь и рядом.
— Это неправильно. — Голос мой дрожал от злости и горя. — Вы этого не заслуживаете. И корь тоже. Так нечестно, Кен. Я ненавижу, когда жизнь так поступает с хорошими людьми.
Тут я остановилась с чувством запоздалого изумления. Что он подумает обо мне? Он, однако, был спокоен.
— Ты, наверное, подслушивала.
Я удивленно посмотрела на него.
— Так ты сидишь очень далеко. Может, ты вернешься? — Он похлопал по кровати. — Так лучше. Теперь я могу получить свою долю.
Прошлым вечером эта фраза прозвучала как шутка, но сейчас глаза были серьезны, большая ласковая рука поглаживала кончики моих волос.
— Ты так часто зажигаешь свой огонь для других; почему бы мне не воспользоваться шансом, пока он горит для меня.
Какое-то время я не могла сказать ни слова — это был человек, которого я никогда раньше не видела, тихий и задумчивый, чем-то похожий на легенду о «Тир-на-Ног».
— Почему вы решили, что я подслушивала?
— Потому что ты слово в слово повторила мои мысли. Тем вечером в пабе я несколько часов сидел и твердил себе, что это нечестно. В тот день мы с ней расстались.
Мои мысли поспешно вернулись к тому вечеру, потом перескочили на следующий день, когда я заявила, что без него можно обойтись… и это в то время, когда меньше суток назад он сам узнал об этом.
— Я не знала.
— Конечно нет. Откуда? Честно говоря, мои родители тоже еще не знают. Я ни за какие деньги не хотел бы испортить им Рождество. Фиона была очень добра, она до последнего играла свою роль.
Его лицо исказилось.
— Может, вам не стоит сейчас снова вспоминать все это… — тихо произнесла я.
— Нет. Пожалуй, я даже хочу вспоминать. Мне легче, когда я рассказываю… главное начать, — по-детски признался он.
«А мы с ним похожи», — с изумлением подумала я и сказала ему об этом. А потом я как-то оказалась свернувшейся клубочком на одеяле, и левая рука Кена обнимала меня. Никакого намека на страсть, никакого удивления, просто у меня появилось чувство, что я должна быть тут. Скорее в роли младшей сестры, а не Фионы, но если это могло помочь, какая разница?
— В глубине души я, наверное, никогда толком не верил, что Фиона выйдет за меня замуж, но я уже давно был от нее без ума и поэтому не задавал никаких вопросов. Даже несмотря на то, что знал, что мы не подходим друг другу. Мы две противоположности, и у нас все равно бы ничего не вышло. Тем более когда здесь снова появился Боб Невилл.
Боб Невилл, мужчина, с которым Фиона танцевала на вечеринке. Я быстро вспоминала.
— Так что все было вполне честно, и я уже достаточно стар и мудр, чтобы предвидеть это, но в прошлый вторник я был полностью разбит.
Меня переполняло желание помочь ему.
— Кен, если бы ваша сестра Джанет сейчас была здесь, что бы она сказала?
— Джанет? — Казалось, он изумлен. — Понятия не имею. А что?
— Я подумала, что могу попробовать ненадолго стать ею, — ответила я.
— Что ж, посмотрим, — задумчиво произнес он, — я не видел Джанет шестнадцать лет. Она уехала в Штаты, когда ей было двадцать, и с тех пор только один раз приезжала домой, но я тогда был за границей. Но когда я видел ее последний раз — когда мы поехали в Шэннон провожать ее, — она сказала: «Кто-нибудь может заставить этого ребенка мыть за ушами?»
— Этого ребенка? — повторила я.
— Да, она всегда относилась ко мне с легким чувством превосходства, потому что она на шесть лет старше меня. — Он вдруг ухмыльнулся. — Ну, давай. Я сказал тебе, как вероятнее всего отреагировала бы Джанет, и что дальше?
Я нерешительно посмотрела на него.
— Это сэкономит время Марии, — вкрадчиво заметил он.
В пятницу Кен уже ходил по дому в халате, а в субботу, несмотря на все протесты, полностью оделся и объявил, что ему надо ехать домой. Миссис Винсент, их экономка, обычно приходившая дважды в неделю, согласилась приходить каждый день и готовить, пока он выздоравливает.
— Она будет оставаться на ночь? — спросила мама.
— Ну, пожалуй, для этого она мне не нужна, — серьезно ответил он.
В конце концов, вытянув из него обещание, что в ближайшее время он не будет напрягаться, маме оставалось только сдаться, и после обеда папа отвез его домой, а я ехала следом на папиной машине.
Дом Фрейзеров в Боллсбридже, построенный в восемнадцатом веке, недавно обновили. Его фасад был светло-голубым, оконные рамы — кремовыми, а парадная дверь — темно-синей. Ее открыла приятная пожилая женщина, которая, казалось, так и стремилась принять с рук на руки нашего пациента.
