Ей показалось — впервые — что она уловила за стеной чей-то сдавленный стон. Наверное, почудилось — она выживала все эти недели в такой почти непроницаемой глухоте, что слуховые галлюцинации были б не удивительны. Но кроме стона, она услышала еще один страшный звук: будто бы по полу волокли нечто тяжелое. Чье-то тело! Она широко распахнула глаза, села, забившись в угол с силой обхватив колени: она не хотела ничего слышать.
Но в голове крутились, будто заевшая пластинка: тот крик-стон и тяжелое ш-ш-ш по бетонному полу. «Так и со мной будет», — подумала она и засунула кулак между зубами, чтобы не закричать от страха. Стон — шорох, стон — шорох, стон — шорох. Она боялась сойти с ума.
И почти обрадовалась, когда послышался в яви звук открываемого замка. Он снова пришел ее рисовать, в то время как тут же, за стеной — она в том уверена! — лежало мертвое тело девушки, возможно, очень на нее похожей. И она поняла, что не сможет сделать вид, будто все в порядке. И когда он вошел, неся на плече мольберт, она, будто какая неведомая сила подталкивала ее вверх, выпрямилась и заявила, глядя ему в глаза:
— Я сегодня не буду позировать.
— Почему? — спросил он холодно, расставляя мольберт.
— Потому что. У меня… — голос задрожал — она так сильно его боялась! Но вскинула испуганные глаза. — Нет настроения!
— Месячные, что ли? — бесстрастно спросил он, ощупав холодным взглядом все ее тело. Она поежилась: а если он убьет ее прямо сейчас? И нашла в себе силы только кивнуть: мол, да, происходит со мной этот странный и стыдный процесс.
Мужчина замер, уставившись на нее, а потом внезапно дернулся лицом: и она с ужасом увидела, как он безымянным и указательным пальцами одной руки ломает карандаш.
Раздался хруст, и он вроде как очнулся. Провел рукой по безупречной — волосок к волоску, прическе, отбросил остатки карандаша, без единого слова собрал мольберт и вышел. Хлопнула дверь, повернулся ключ в замочной скважине.
Она резко выдохнула и осела, внезапно ослабев от собственной смелости, на топчан, покрытый тряпьем и служивший ей кроватью.
Андрей
Звонок раздался на следующий день около шести вечера.
— Да! — рявкнул он раздраженно.
И вдруг изменился в лице. Поймал испуганный взгляд Маши и мрачно кивнул:
— Хорошо, мы выезжаем, — потом бросил трубку. Сказал громко — Маше ли, коллегам? Или просто окружающему миру: — Твою мать! — затем пояснил уже больше для Маши: — Новый труп. По всему — наш парниша. Поехали! — А сердце дрогнуло «Господи! Пусть это снова будет не она!» Но понимал, что шансов на то, что это не Света, уже не осталось.
* * *
В подмосковном лесу все уже было готово к снегу. Сплошной черный цвет с минимальными вариациями — белесого неба с серыми подпалинами. Черные вертикали голых мокрых древесных стволов. За стволами впереди двигались полицейские, криминалисты. Рядом опрашивали старика в широкополой фетровой шляпе не по погоде: это его сеттер отыскал тело в здешних болотистых местах. Звуки далеко разносились в голом, будто мертвом, пространстве. Андрей заметил, как глубоко в мох погружаются его ботинки… И как медленно, но верно след исчезает полуминутой спустя. Он скосил глаза на Машины сапоги — ей очень повезет, если она не промочит ноги и не заболеет после этого подмосковного рейда.
«Зачем я ее сюда повез? — ругал он себя, продвигаясь все ближе к кружению полиции вокруг эпицентра, где, он знал, лежит тело девушки. — Она только-только отошла от той, старой истории, тех трупов. Да и отошла ли? А я — если что, смогу ли сделать вид, будто это обычный труп? Абсолютно незнакомый?»
Он вздохнул. Подойдя, поздоровался, показал свое удостоверение и, вздрогнув, взглянул на лежащее в нескольких шагах от него тело. У него не хватало смелости подойти — он обернулся на Машу. Та смотрела вопросительно. И тогда он сделал эти несколько шагов и присел на корточки рядом с мертвой девушкой.
Белое, почти светящееся на фоне темной земли тело, едва присыпанное гниющей листвой. Искаженное предсмертной мукой лицо, разметанные вокруг головы волосы… Андрей покачнулся, чуть не упав на спину в траурную листву от чувства облегчения.
Слава богу! Это не она. Не Света. На груди у покойницы лежал набросок сепией: девушка, похоже, танцующая. Он осторожно вынул его из окоченевших пальцев.
— Это она, — услышал он эхом тихий Машин голос за спиной. И тут же, будто в подтверждение ее слов, ливанул дождь. Андрей сбросил оцепенение, встал, встряхнул головой, как Раневская.
— Черт, только этого не хватало! — выругался он. Зонта, конечно же, не было. Он шмыгнул носом, передал эскиз криминалисту: — Проверишь на отпечатки и быстро верни нам. Этого Энгра очень ждут в Париже.
— Вот мы их и соберем потихоньку с наших трупов, французам на радость, — мрачно хмыкнул тот. — Повезло тебе. Аккурат перед дождем приехал.
— Да уж, повезло — не то слово! — Андрей развернулся, обнял Машу за плечи: — Пойдем к машине, ты совсем мокрая.
Криминалист тем временем спрятал листок в пластиковый пакет, поднял глаза на Андрея и нахмурился: тот был почти так же бледен, как труп девушки, лежавший у них под ногами.
— Эй, с тобой все в порядке? — спросил он. — Ты чего-то зеленый совсем.
— Ничего со мной не в порядке, — Андрей спрятал глаза, делая вид, что отряхивает от рукава прилипшую листву. — Или заболею завтра, или вызовут к начальнику на ковер для «секир башка». Ладно, нам пора, — и он пожал протянутую руку.
— Я не помню эту девушку. — Машины губы дрожали, на носу собралась огромная дождевая капля. — Она была среди «потеряшек», ее звали, по-моему, Ольгой.
— Ты молодец, — перебил ее он, почти силой развернул обратно в сторону дороги. — Все правильно догадалась. Пойдем, ну пойдем же!
И они пошли по лесу, а дождь стучал по их спинам и опущенным головам, земли под ногами совсем не было видно. Маша спотыкалась почти на каждом шагу и упала бы, зацепившись за какую-нибудь корягу, если бы Андрей ее не поддерживал. И вдруг она остановилась и повернула к нему кажущееся черно-белым в сгущающейся темноте лицо:
— Андрей! Я, кажется, поняла его принцип, — прошептала она.
— Молодец, — повторил он. — Сейчас мне все расскажешь! — И продолжал тянуть ее в ту сторону, где горели вдоль шоссе расплывающиеся в дождевой пелене фонари.
Он включил в машине максимальное отопление и заставил Машу снять куртку и сапоги. Но она все равно дрожала всем телом: им обоим требовались более жесткие спасательные мероприятия (Андрею, несомненно, МНОГО более жесткие, но это потом, потом!), и уже ближе к городу он завернул в сторону придорожной забегаловки под экзотическим названием «Эль-Мариачи».
Южная красотка, стоящая за барной стойкой и напряженно набирающая смс, явно попала сюда не из Мексики, но какая, к черту, разница?
