Книга Своенравная леди - Нэн Райан

— Сюзетта, моя Сюзетта, — продолжал Остин шептать ее имя.

Все чувства ее необыкновенно обострились. Она отчетливо слышала троекратный удар колокола, когда они проезжали станцию, стук колес на стыках, соперничавший с бешеным стуком ее сердца. В мягком свете свечей все в комнате приобрело поразительную ясность и отчетливость. Сюзетта видела крошечные поры на гладкой загорелой коже склоненного над ней лица Остина, его темные зрачки и искорки света в серых глазах. Тело Сюзетты стало необыкновенно чувствительным к прикосновениям ласкающей его руки, от кончиков пальцев которой распространялось невероятное тепло. Поцелуи мужа были сладкими, а кожа плеч и шеи оставляла легкий солоноватый привкус на языке и губах. Проводя ладонями по его широким плечам и гладкой спине, она ощущала под горячей кожей каждый мускул, каждую косточку.

— Остин, — выдохнула Сюзетта, касаясь губами его при открытых губ, — пожалуйста… пожалуйста…

Когда его плоть вошла в нее, она ощутила слабую боль. Она тихо всхлипнула, уткнувшись в его обнаженное плечо. Остин лежал совершенно неподвижно, пока не почувствовал, что ее хрупкое и нежное тело стало расслабляться под ним. И только тогда он начал медленно двигаться. Остин говорил Сюзетте о своей любви, признавался, что уже много лет хотел ее, что любит ее так, как никогда не любил ни одну женщину, и что это райское наслаждение — держать ее в своих объятиях. После каждой фразы он останавливался, чтобы поцеловать полуоткрытые губы Сюзетты, разрумянившиеся щеки, изящные уши, высокую грудь.

Сюзетте казалось, что она погрузилась в теплый, восхитительный сон. Волшебный сон. С ней происходило что-то совершенно новое, и она разрывалась между желанием, чтобы Остин обнимал и любил ее всю ночь, и стремлением положить конец этой пытке. Она хотела и того и другого, и это сладкое смятение заставило Сюзетту сильнее прильнуть к мужу и умоляюще прошептать:

— Остин, Остин, я… я…

— Да, любовь моя, — тихо ответил он и сменил ритм.

Движения его убыстрились, и по телу Сюзетты пробежали первые непроизвольные волны экстаза, заставив ее крепче прижаться к мужу. Голубые глаза Сюзетты широко раскрылись, а наслаждение стало таким острым, что ей показалось, что под действием какой-то непреодолимой силы она вот-вот рассыплется на части. Сюзетта видела склоненное над ней лицо Остина. Затем его губы прильнули к ее — губам, и мощный взрыв чувств потряс ее. Она вскрикнула и изо всех сил прижала к себе мужа, удерживая его, пока не схлынула волна наслаждения.

Остин поднял голову и посмотрел на жену. У него был довольный вид, и Сюзетте стало любопытно, пережил ли он такой же взрыв чувств, который потряс ее. Она пришла к выводу, что да, поскольку его мощная грудь бурно вздымалась, на лбу выступили капельки пота, а гладко выбритое лицо залил румянец. Он учащенно дышал, как и она, и все время повторял ее имя.

— Сюзетта, моя любовь, моя прекрасная жена. Сюзетта, Сюзетта, — простонал Остин, покрывая поцелуями ее лицо и обнаженные плечи.

— Остин? — прошептала она, широко раскрыв глаза.

— Да, милая? — Его губы касались ее уха. — Что, любовь моя?

— Остин, я хочу тебе кое-что сказать.

Он приподнял голову и заглянул ей в глаза.

— Дорогая, ты можешь говорить мне все, абсолютно все.

Она улыбнулась и провела пальцами по его щеке.

— Мне понравилось то, что я чувствовала, и мне интересно, испытал ли ты такие же ощущения. Посетило ли тебя такое чувство, что ты сейчас умрешь, если не остановишься, но в то же время тебе было так хорошо, что ты не мог заставить себя остановиться?

Остин Бранд повернулся на бок, затем перекатился на спину и, расхохотавшись, заключил жену в объятия. Все его уставшее тело сотрясалось от смеха, клокотавшего где-то глубоко у него в груди. От смеха у него заболел живот, а по щекам покатились слезы. Немного успокоившись, он сжал ладонями милое, смущенное лицо жены.

— Дорогая, ты в точности описала мои чувства. Лучше не скажешь.

Он притянул ее к себе и поцеловал в губы.

— Боже мой, жизнь с тобой будет похожа на рай! Вы просто чудо, миссис Бранд. Вы прекрасны, умны, милы, чувственны и в довершение ко всему искренни. Остин снова поцеловал ее.

Почти совсем перестав стесняться мужа, Сюзетта перевернулась на живот и взглянула в его улыбающееся лицо.

— Остин, ты и правда считаешь, что я заслужила все эти эпитеты?

— Разумеется, — еще шире улыбнулся он и погладил ее по волосам.

— Остин.

— Да?

— Как ты думаешь, где мы сейчас находимся?

— Где-то на востоке Луизианы, дорогая.

— О черт! — воскликнула Сюзетта, пощекотав его грудь.

— В чем дело? — удивился Остин. — Что-то не так, Сюзетта?

— Ничего существенного, — усмехнулась она. — Просто… понимаешь, Остин, я хотела, чтобы в первый раз мы с тобой любили друг друга в Техасе.

Остин Бранд опять затрясся от смеха.

— Милая, — удовлетворенно протянул он, — мы занимались любовью как раз в Техасе. Просто это протянулось до Луизианы. Сюзетта улыбнулась и поцеловала его.

— Должен тебе еще кое-что сказать. — Он радостно вздохнул. — Мы с тобой будем любить друг друга в Миссисипи, Алабаме, Джорджии, Каролине, Виргинии…

— Постой, постой! — рассмеялась она и прикрыла ему рот ладонью. — Прежде чем я буду любить тебя во всех этих штатах, мне кое-что нужно.

— Только назови это, любимая.

— Я хочу есть, — уткнувшись лицом ему в грудь, прошептала Сюзетта, а затем подняла голову и добавила: — Сколько еще до завтрака, Остин? Я умираю от голода!

Остин взял ее маленькую ладошку и положил на шнурок с золотой бахромой, висевший рядом с кроватью.

— Видишь это, милая?

— Да.

— Нужно всего лишь потянуть за него, и ты получишь еду в любое время.

— Даже посреди ночи, Остин? — спросила Сюзетта, перебирая пальцами бахрому.

— Да, любимая, — улыбнулся он и провел ладонью по ее мягким обнаженным ягодицам. — Я же тебе говорил, что собираюсь нарастить немного мяса на твои косточки. Потяните за шнурок, миссис Бранд. А потом поцелуйте меня и скажите, нравится ли вам быть замужем.

Сюзетта последовала его совету, а затем наклонилась к супругу и страстно поцеловала его.

— Мне нравится быть вашей женой, Остин Бранд. А можно мне яичницу с ветчиной и хлебцы из грубой муки?

Остин рассмеялся и, уткнувшись в ее теплую сладкую шею, прошептал:

— Да, да… Боже мой, конечно, можно!