Он вошел в комнату как раз в тот момент, когда Диана положила чемодан на кровать. Ей вдруг вспомнилось, что это уже происходило, только теперь они поменялись ролями.
— Диана, моя поездка очень важна.
Она чуть не рассмеялась Джону в лицо.
— Мы говорим о восточном государстве с мусульманской верой, где чужие жены неприкосновенны. Малейший намек на измену, и жена будет изгнана без колебаний. Я просто обязан поехать.
— Я тебя не держу, — холодно уточнила Диана.
— Меня держит то, как ты реагируешь на все это, — разгневанно проговорил Джон.
— Хорошо. — Она повернулась к нему лицом. — Ты не уезжаешь, а я не ухожу.
Они находились сейчас по разным сторонам пропасти. Джон даже посмотрел вниз, словно пытаясь понять, настолько глубока бездна, разделявшая их. Диана затаила дыхание, слыша только стук своего сердца, который отдавался у нее в ушах. Сейчас судьба распорядится: жить ей, или умереть. Выберет он Нонну, или ее? Оба прекрасно понимали это.
Он медленно поднял черные густые ресницы, открывая холодные, отчужденные глаза.
— Слухи о нас — ложь! — произнес он твердо, отчеканивая каждое слово. — Жестокая, безжалостная ложь, придуманная врагами шейха Ахмеда. Его принуждают отказаться от Нонны и взять другую жену, потому что отец Ахмеда умирает и нужен наследник. Нонна не может родить шейху ребенка, и те, кто поддерживает власть, принуждают его взять вторую жену, которая даст ему наследника. Он противится этим планам. Мой приезд — последний шанс для Нонны. И если у тебя есть хоть чуточку понимания, ты сможешь представить, что значит для нее сейчас моя поддержка.
— Но каким образом твой визит сможет опровергнуть эти лживые, как ты утверждаешь, слухи? — спросила Диана с ледяным скептицизмом, который заставил его усмехнуться.
— Ты не разбираешься в мусульманских законах. А если бы хоть что-то в них смыслила, то знала бы, что по правилам шариата ни один араб не смеет принимать в своем доме любовника жены, — попытался объяснить Джон. — Я должен буду заставить тех, кто сомневается в Нонне, поверить, что они ошибаются. Меня представят самым могущественным и влиятельным людям Фиджайры как друга семьи, которому Ахмед доверяет. И если ты думаешь, что я безумно рад всему этому, то ошибаешься, — мрачно подытожил он.
— Значит, ты так сильно любишь Нонну, что ставишь ее проблемы выше своей гордости и личных проблем, — заключила Диана. Все его объяснения сводились к этому. Она ждала, что Джон скажет, уходит он или остается. А он всего лишь невольно признался, что любит эту Нонну настолько, что готов все сделать именно так, как необходимо этой женщине. Остальное было прикрытием уродливой правды.
— Я возвращаюсь в Палермо. Каждый сделал свой выбор. Мы расстаемся.
Джон Доу горько рассмеялся.
— Что ж, по крайней мере, тебе удалось сделать то, что ты задумала: позабавилась со мной, и всего лишь чуть-чуть выбилась из графика. Молодец, Диана! — С этими словами он вышел.
Больше ему здесь нечего было делать. О чем можно еще говорить? Если бы Диана любила его, то доверяла бы ему. Если бы она заботилась о ком-нибудь кроме себя, то сумела бы понять, почему он согласился на эту поездку.
Просто невероятно, думал Джон, выходя из виллы и садясь в машину. Прояви Диана хоть немного понимания, он бы пригласил ее с собой.
Но теперь слишком поздно. Ему не нужна женщина, которая не доверяет ему. А ей, получается, не нужен мужчина, который не живет по ее указке. С такими мыслями он и отправился в Анкону.
Диана долго стояла неподвижно, там, где Джон ее оставил, уставившись в одну точку и ничего не чувствуя. Потому что она боялась чувствовать.
Звук захлопнувшейся входной двери поверг ее в ступор. Она не ожидала, что он уйдет так быстро, не могла поверить в то, что разрыв настиг их столь неожиданно и скоро.
Диана содрогнулась и перевела взгляд на игрушечного тигра, стоявшего на тумбочке возле кровати. Тот смотрел на нее насмешливо, словно говоря, какой она была дурой!
Теперь постепенно вся беспросветность положения дошла до нее. Она была слишком уверена в себе, усердно стараясь заставить Джона полюбить ее. Тогда бы он согласился оставить кольцо на ее пальце без гнусного обмана, который они затеяли вначале. Теперь же все пропало.
Хорошо это, или плохо? Диана смотрела на кольцо сквозь застилающие взгляд слезы и видела, что оно потускнело, померкло. Она потерпела поражение не оттого, что не сумела заставить Джона понять и оценить то, насколько хороша она в постели. А потому что не смогла стать для этого мужчины единственной и неповторимой.
Аэропорт в Анконе напоминал людской водоворот. Джон приехал туда перед самой отправкой рейса. После прилета у него будет время лишь ненадолго заскочить домой, собраться и отдохнуть пару часов. Потом он должен будет встретиться с Марком, и вместе они полетят в Фиджайру.
Немного придя в себя, Диана собрала свои вещи и позвонила Барни Хоуку, своему кузену, попросив у него разрешения воспользоваться его вертолетом, чтобы добраться до Анконы. Поэтому она прибыла туда задолго до того, как там появился Джон. Ее самолет уже держал курс на Палермо, когда он Только выходил из машины на стоянке аэропорта.
Брюссель встретил Джона Доу холодом и дождем. Тяжелые серые тучи были под стать его настроению. Дома на автоответчике он обнаружил сообщение от своего секретаря, в котором говорилось, что Леон Пирс перестал прятаться и сделал заявление, что заявка на его контракт с компанией «Доу-Кейн» по проекту реставрации в Италии остается в силе.
— Только под дулом пистолета, — зло прокомментировал Джон, хотя понимал, что после сегодняшнего события этот контракт аннулируется и без его вмешательства. Ну и пусть.
Джон жалел только об одном. Он не сумел поцеловать Диану на прощание…
Диана была рада тому, что добралась наконец домой. Всю дорогу ее бил нервный озноб, а в Палермо она совсем скисла. Дневная жара доконала ее окончательно. Особняк ее дедушки стоял в ряду величественных домов старинной постройки в одном из самых престижных районов города.
Леон обедал, когда Диана вошла в столовую.
— Мой ангел, — с удивлением поприветствовал он ее, вставая навстречу из-за стола, чтобы обнять.
— О, дедушка! — воскликнула Диана, разразившись горькими рыданиями и уткнувшись ему в плечо. — Я ненавижу его! Я так сильно ненавижу его!
Но мудрое опытное сердце Леона догадывалось о том, что его внучка хотела сказать на самом деле: «Я так сильно люблю его!»
16
Дворец аль-Фасси производил торжественное зрелище, гордо возвышаясь на фоне звездного ночного неба. Его белоснежные, украшенные узорчатой пестрой мозаикой с мотивами восточного орнамента, стены подсвечивались снизу прожекторами. И когда мужчины проезжали через чугунные ворога в огромный внутренний двор, Джон на время забыл обо всем на свете, пораженный грандиозной красотой, открывшейся перед ним.
