– О! – воскликнула радостно Роза Захаровна, последовавшая следом за Левочкой в комнату. – А вот и край.
И она вцепилась в Левочкин пушистый хвост и принялась за дело – стала его сворачивать, сматывать. Чтоб был порядок.
– Уыа-а-а-а-а-а! – разрыдался Левочка и, вырвавшись из цепких лапок крысы, удрал на шкаф.
– Как это? В чем дело? – возмутилась Роза Захаровна…
Люся, лучший хомяковод, крысовод и вообще прекрасная женщина, пришла домой и застала любимого кота Левочку в стрессе: он испуганно выл, в ужасе глядя сверху на Розу Захаровну. А та, стоя на задних лапках, умильно звала снизу:
– Спустись ко мне, дядь, а? Дяденька, – попискивала она, ласково и нежно глядя на Левочку, – я скручу тебя и сложу в уголочек, и будет у нас порядочек.
– Уыа-а-а-а-а! – подвывал Левочка. – Уыа-а-а-а…
Ночью крыса подкараулила кота Левочку у лотка и вцепилась в хвост. Ночь для жителей квартиры прошла в боях за территорию. Крыса категорически отказывалась ложиться спать. Кот категорически отказывался спускаться вниз.
Крыса Роза Захаровна была настойчивой и терпеливой – кот был еще не охвачен сворачиванием и сматыванием, она планировала его смотать и сложить в ближайшее время.
Люся, прекрасная Люся, ведущий хомяковод страны, отчаявшись, уже решила отдать Розу Захаровну обратно в зоомагазин. Но помог случай. У Розы Захаровны оказалась еще одна, но тоже пламенная страсть.
Дочка Люси Даша праздновала окончание института, пригласила друзей и, перекусив, ребята включили музыку и стали танцевать.
– Чундра-чучундра… – орало из комнаты дочери. – Чундра-чучундра!
Люся уже хотела зайти в комнату дочери, чтобы попросить сделать потише, но вдруг заметила, что в своей большой распахнутой клетке Роза Захаровна стоит на задних лапках и подергивается в такт музыке, помахивая ручками.
Я лежу на пляжу, ни на кого не гляжу,
Кремом ножки намажу, стану и покажу.
Я песочек отвихну и хвостиком махну,
Ну ты будешь шо-то делать, знакомиться, ну?
Чундра-чучундра…
Как только песня заканчивалась, Роза Захаровна переставала танцевать и опускалась на все четыре лапки.
Теперь, когда семья уходит из дому, к клетке Розы Захаровны придвигают компьютерные динамики, и крыса пляшет в свое удовольствие в буквальном смысле до упаду. Под «Чундру-чучундру».
Пляшет практически просто для себя. Потому что тупые джунгарики не обращают на нее внимания. Что они понимают в искусстве, им бы только поесть. Но один зритель у Розы Захаровны все-таки имеется.
Левочка внимательно следит, чтобы «Чундра-чучундра» не останавливалась. Он даже учится нажимать лапкой на клавиатуру компьютера, чтобы оттуда зазвучала музыка.
Когда внезапно становится тихо, он быстро прячется где-то наверху, чтобы его не смотали в рулончик.
А если кто не верит, то у Люси на телефоне есть видео танцующей крысы. Роза Захаровна изящно и самозабвенно двигается, прикрыв глаза, помахивая розовыми ручками…
Чундра-чучундра,
Чундра-чучундра…
Басмачи
С ними рядом точно можно было чокнуться. Эти наши соседи, они заводчики американских бульдогов. Все, кто к нам приезжает, удивляются, как мы терпим – ведь собаки в вольерах реагируют на все, что движется, – то ли человек, то ли кошка, то ли листик невесомый, ветром подхваченный. А мы уже ничего, привыкли. По результатам каких-то кинологических исследований американский бульдог, если быть корректным, самая неинтеллектуальная порода среди всех собачьих пород. Собаки наших соседей – тоже не доценты оказались.
В паспортах у них у всех (я знаю, потому что по просьбе моих соседей набирала эти документы перед выставкой на своем компьютере) указано: «Джулия Птира». Или, например, «Ричард Птира», «Джим Птира»… Имя – собаки, фамилия – хозяйская.
Птира. Чета Птира, ну такая фамилия у них, он – Птира, она, поскольку жена, тоже Птира. Да и в остальном – как они друг друга только нашли, просто удивительно, эти двое Птир – два сапога на одну ногу, такие одинаковые. Ох, они странные, знаете ли! Они оба, например, вообще не смеются. Никогда. У них даже этих самых мимических морщин нету, которые там в уголках глаз или вокруг рта – от смеха которые, не-ту. Не смеются и не удивляются. То есть вот этих вот, когда глаза – о-о-о-о?! неуже-е-ели?! – от удивления и лоб весь в гармошку, этих морщин у них тоже нет. Зато у них есть так называемые складки ответственности и озабоченности – над переносицей между бровями. Они даже внешне ужасно похожи, эти Птиры, – ну прямо близнецы. И это, кстати, потому, что главное в их жизни, у Птир, симметрия. Симметрия и порядок. Да что там порядок! Порядок – это мягко сказано. Орднунг! Вот что у них. Ну, главная в доме, несмотря на симметрию, конечно, Птира-она. Строгая, подозрительная, очень ревнивая и страшно аккуратная. Вошла Птира-она в комнату, свет включила, на ковер ступила, тапки долой, включила телевизор. Вышла из комнаты, даже на секунду, суп помешать, например, – телевизор выключила, сошла с ковра, тапки надела, свет выключила. Вошла – включила, сняла. Вышла – выключила, надела. Экономия и орднунг! Птира-он, как идиот, в кресле в комнате сидит (босой, конечно), сидит с газетой, жена туда-сюда: то темно, то светло. То есть изображение, то нет. То вошла, то вышла. И тапки только – шлеп, шлеп! Нервы титановые у обоих.
Убирают в пятницу – всю мебель сдвигают, моют, все, что моется, стирают все, что стирается. На диванах и креслах пластиковые чехлы прозрачные магазинные. На них сидят, на них лежат, хрустят: свет – цанк! Тапки – шлеп! Телевизор – пип! Кресло – шур-шур! Жизнь! Чехлы снимают только для особо важных гостей, для начальника Птиры-мужа. И то Птира-она так нервничает, так нервничает. Ну что поделаешь – начальник.
И тут вот начальник мужа говорит Птире-ему, мол, возьми у меня одного щенка, детей у вас нету, а тут американский бульдог. «Американские бульдоги, – поучает начальник, – укрепляют семью. И жена твоя отвлечется, а то вон, заревновала тебя уже до зеленой бледности, что ты дергаешься и на женщин глаза боишься поднять. И меня выручишь, двести долларов как своему, и живая душа рядом». Нет, ну можно начальнику своему сказать «нет»?! Можно?! Думали Птиры, совещались, мол, живое ведь, чтоб любить и чтоб нас охранять, согласились, но поставили условие: берем, но двоих по цене одного. Это уже Птира-она такое придумала. Экономная ведь. А двоих – чтобы хоть как-то выиграть, ну и для симметрии.
Ковры сняли. Началась новая жизнь. Довольно хлопотная.
Сначала они были похожи на шоколадные пирожки. Маленькие, ладные, коротенькие, сбитые, даже робкие. Я уже не помню, как их назвали, как-то нежно. Но имена помнили только Птиры. Мы, соседи, звали их Басмачами. Они только вначале очумели немного, ходили, когтиками по паркету клацали, переглядывались, мол, прикинь, о попали! – в музей. А подросли, огляделись – оказалось, что есть чем заняться, есть что нарушать – орднунг! Куча всякого орднунга! Море орднунга! Нарушай – не хочу!
