– Играла с ним рукой?
Я снова кивнула.
– Как ты играла?
Я стояла перед ним, не зная, что мне следует говорить или делать.
– Покажи мне точно, – прошептал он, – как ты это делала?
Растерянность моя достигла предела.
Он елейно улыбнулся:
– Возьми-ка мой орган… – сказал он, – у посвящённого в сан всё чисто… ничего у него не грех… и ничего у него не грешно.
Я была очень напугана и не двинулась с места.
Тогда он схватил меня за руку и прошептал:
– Возьми только мой член и покажи мне все свои грехи. Я одалживаю тебе своё тело, чтобы ты исповедалась пред моим ликом и очистилась.
С этими словами он повёл мою руку к разрезу штанов. При этом мне, трясясь от почтительности, пришлось забраться ему глубоко под живот. Он расстегнул пуговицы, посреди чёрной стены его штанов прямо вверх упруго встал толстый короткий шлейф.
– Как ты играла с ним? – спросил он.
Я пребывала в ужасном смущении. Однако, хотя и нерешительно, схватила колбаску, к которой он подвёл меня, обняла её рукой и несмело провела два-три раза вверх и вниз.
Он сделал серьёзное лицо и продолжил допытываться:
– Это всё? Ничего сейчас от меня не утаивай… говорю тебе…
Я ещё несколько раз провела туда и обратно.
– Что ты ещё с ним делала?
Вспомнив приём Клементины, я обхватила его корешок большим и средним пальцами пониже жёлудя и указательным пальцем оттянула вниз крайнюю плоть.
Он откинулся на спинку своего огромного кресла.
– В каких ещё нечестивых искусствах ты упражнялась?
Я не решалась показывать больше, выпустила его хвост и робко пролепетала:
– В рот… я брала его…
– Как?.. – Он порывисто задышал. – …Как ты это делала?
Я глядела на него, раздираемая сомнениями. Однако он с абсолютной серьёзностью и достоинством посмотрел на меня и промолвил:
– Ты готова? Или ты хочешь проявить неблагодарность за ту милость, которую я тебе оказал? Знай же, что ты уже наполовину очистилась от всех грехов, когда прикоснулась ко мне так же, как касалась своих полюбовников…
Это многое мне объяснило, убедив меня в правильности происходящего, и я посчитала за счастье, что могу таким образом избавиться от грехов.
И когда он, стало быть, ещё раз спросил:
– Что ты ещё с ним делала? – я спешно опустилась перед ним на колени и осторожно взяла его хвост в рот.
– Только кончик? – поинтересовался он.
И мгновенно вогнал мне свою ходулю глубоко в глотку.
– А больше ничего?.. – раздался сверху его голос.
Я прошлась губами вверх и вниз, облизала и пососала это копьё, пощёлкала по нему языком, и меня охватило сильное волнение. Однако я не знала, чего в нём было больше: страха, готовности покаяться или сладострастия.
Я услышала, как помощник священника застонал:
– Ах… ах… какая же… какая же грешница… ах… ах…
И мне стало его так жалко, что я не в силах была терзать его этой мукой дальше, и остановилась. Я выпустила изо рта его хвост, который конвульсивно теперь подрагивал у меня в руке, заботливо вытерла его насухо носовым платком и поднялась на ноги.
Лицо священнослужителя было иссиня-красным, его рука ловила меня.
– А ещё что… что ты с хвостами… ты так вот делала… ты совершала ещё?..
– Предавалась развратным действиям, ваше преподобие, – прошептала я.
– Это я знаю… – прошептал он, с трудом переводя дыхание, – сейчас ты показала мне три способа из них… от трёх способов ты уже очистилась… однако ты много чего ещё с хвостом выделывала… надеюсь, ты не намерена теперь лгать?
– Нет, ваше преподобие…
– Стало быть, что это было, что ты делала?..
– Сношалась я, ваше преподобие…
– Как сношалась?..
– Ну… сношалась… – повторила я.
– Мне это совершенно ни о чём не говорит, – вспылил он, – тебе следует показать мне, как ты это делала…
Я опять была в полной растерянности. Задирать юбки и тем более вступать с ним в половое сношение я всё же не осмеливалась.
– Может, я должен сам тебе показывать, как ты это делала? – спросил он. – Показать, я тебя спрашиваю?
– Да…
Я и сама сейчас страстно надеялась, что всё произойдёт именно так, я даже была бы этому рада, потому что соитие с ним казалось мне вовсе не грехом, а средством искупить грех. И поскольку я уже довольно давно не держала хвост во рту либо в другом месте, то желание, получить эту стрелу в собственную мишень, у меня от лизания только возросло.
Помощник священника поднялся с кресла и повёл меня к кровати.
– Как ты это делала?
Я сказала:
– Ваше преподобие и без меня знает…
– Ничего я не знаю, – оборвал он меня. – Ты должна мне сказать всё. Лежала ли ты снизу или сверху?
– Было и так, и этак… ваше преподобие…
– Ладно, как ты лежала снизу?
Я в чём стояла, улеглась на спину поперёк кровати. Мои ноги свешивались через край.
– Так ты лежала?
– Да.
– Но в таком виде с тобой, пожалуй, вряд ли удалось бы что-нибудь совершить… – резонно заметил он, – в таком виде коварный искуситель не смог бы добраться до твоего тела… что ты потом ещё делала… или он задрал тебе юбки?
– Да.
– Может быть, так?
Он рывком закинул мне платье вверх, так что взору открылись мои голые бёдра и недавно поросший светло-каштановыми волосами грот.
– Это так было?
– Да… ваше преподобие, – промолвила я в ответ.
Он раздвинул мне колени в стороны:
– И так?
– Да…
Он поместился между моими ногами, и его толстый живот лёг на мой, хотя господин помощник священника продолжал при этом стоять.
– Ага, и таким образом шлейф попал к тебе, чтобы доставить тебе плотское удовольствие?
Он стоя поднёс к моему отверстию свою освящённую свечку, которая оказалась очень тёплой. Почувствовав это, я не могла не податься ему навстречу. Он медленно, очень медленно проникал внутрь. Помощник священника, лица которого я не видела, громко пыхтел. Я судорожно вцепилась раковиной в его стебель, уже довольно глубоко проникший в меня. Отныне я тоже хотела совокупляться. Поскольку грехом это не было, теперь и подавно. Я лежала с чувством, в котором сплавились изумление, сладострастие, радость и смешливость и в котором, наконец-то, растворилась вся моя скованность. Я начала понимать, что господин помощник священника разыгрывал передо мною комедию, и дело изначально сводилось только к тому, чтобы меня отпудрить. Однако я решила подыграть этой комедии и вести себя, как ни в чём не бывало, впрочем, я всё же верила в то, что у господина помощника священника достаточно власти, чтобы отпустить мне мои грехи. Поскольку он застрял своим колом у меня в плоти, не двигаясь ни вперёд, ни назад, а только сопел, я принялась подскакивать попкой вверх и вниз, вследствие чего пыхтение его лишь усилилось.
