— Да, сэр. Но сейчас она понесла вашей матушке какао и витамины от стресса. Обстановка значительно улучшилась здесь в последнее время.
Хитч хотел сказать ей, что это благодаря витамину Синди, но не стал.
— Я подожду, — сказал он.
Он услышал ее еще до того, как она схватила трубку. Она бежала. Никто никогда, насколько ему было известно, не бегал в доме его родителей. Это было немыслимо.
— Хитч?
Она тяжело дышала. Он знал этот звук. Он скучал без него, господи, как он соскучился по нему!
— Все в порядке?
— Кроме того, что мы скучаем без тебя. И больше всех твой отец, я думаю, а твоя мама показывала мне сегодня твои детские фотографии.
Она расчувствовалась и всплакнула, но это совершенно естественно. Все напряжены.
Он не знал, смеяться ему или ругаться. Его детские фотографии? Он даже не знал, что она их делала, не говоря уж о том, что хранила.
— Я хотел проверить, все ли у тебя в порядке.
Он видел ее только вчера, а казалось, прошел целый год.
— Может, ты приедешь в эти выходные? Я знаю, у тебя накопилось много работы, но Бак ничего не имеет против того, чтобы работать за двоих, а Сара возьмет на себя разговоры с клиентами. Тебе известно, что они влюблены друг в Друга?
У Хитча отвисла челюсть. За все то время, что он их знал — как бесценных сотрудников для процветания его бизнеса, — он ни разу не задумался об их личной жизни.
— Вообще говоря, — продолжала Синди, — я не уверена в том, что они сами это знают, но они узнают. Это всегда можно определить по пару, который образуется, когда чайник закипает крышка начинает греметь. Правда?
Закипать и греметь, подумал он несколькими минутами позже, мягко кладя трубку на рычаг.
Не это ли происходит с ним? Он мог поручиться за то, что пар уже образовывается, но хотел надеяться, что еще не начал греметь.
Он не дал ей ответа насчет выходных дней, потому что ответ, который он бы дал, был бы не тем, который она хотела бы услышать. По этой причине он был не готов к тому, что, когда откроет свою дверь, в нос ему ударит запах жаркого и цветов.
— Есть тут кто-нибудь? — осторожно спросил он.
Дверь ванной комнаты открылась в облаке пара. Фигура, закрученная в полотенце, выглянула из-за двери.
— Хитч! Я хотела быть при параде, когда ты придешь.
Свечной воск. Только так можно было описать то теплое, расслабляющее чувство, которое заливало его. За этим почти немедленно последовало чувство, которое было жарче и тверже, чем любая свеча.
— Как ты сюда попала?
Глупый вопрос. Зачем она была здесь? Предпочла быть с ним, а не с его родителями, в конце концов? Или она была здесь потому, что ей некуда больше идти?
— Надеюсь, ты ничего не имеешь против? Нам надо поговорить, а я знаю, тебе разговаривать легче на сытый желудок.
Не о своем желудке он беспокоился в данный момент. И разговор мог подождать тоже.
— Да, конечно. Я могу чем-то помочь?
Он бросил свой портфель и старался не смотреть на демаркационную линию, которая проходила над банным полотенцем. Веснушки не распространялись ниже линии ее груди. Ему почти хотелось, чтобы распространялись. Он бы с удовольствием пересчитал их.
— Только дай мне минуту, чтобы одеться, сказала она и снова исчезла в ванной комнате.
Через три минуты она появилась снова, в его банном халате, с мокрыми, потемневшими волосами.
— Хочешь сначала поговорить, а потом поесть?
— Я предпочел бы сначала заняться любовью, потом поесть, а уж потом поговорить.
Она вытаращила глаза. Иначе не скажешь.
— Заняться чем?
— В чем дело, ты не вымыла уши?
Она вошла в комнату, аккуратно поднимая полы его халата над коленями.
— Что это на тебя нашло? Ты никогда не говорил такого раньше, во всяком случае, мне.
— Нет? Тогда, значит, уже пора это сделать, разве нет?
Она ждала. Нахмурив брови, она внимательно вглядывалась в него в тусклом свете, падающем через окно. Сентябрь. Дни становились все короче.
Он попытался перестроить мысли на философский лад, но требования его тела тут же одержали верх.
— Я не был уверен, что когда-нибудь снова увижу тебя, — сказал он, похолодев от этой мысли, произнесенной вслух. Она преследовала его с тех самых пор, как он уехал, — мысль о том, что он, возможно, отказался от чего-то такого, что было бесценным. Что Синди могла продолжать идти по жизни, так и не узнав, что существовал человек, который любил се больше, чем когда-нибудь представлял, что такое возможно. — Иди сюда, — грубовато позвал он, протягивая ей одну руку и ослабляя узел галстука другой. — Ну, пожалуйста.
Она кинулась ему в руки. На ее лице было написано выражение, похожее на… облегчение?
Неужели у нее могли быть какие-то сомнения?
У него самого было множество сомнений, но это было совсем другое. Он когда-то дал себе слово не ждать любви. Его родители не знали значения этого слова, и ничто, происшедшее с тех пор, не заставило его изменить свое мнение.
Любовь — в романтическом смысле — была иллюзией. Волшебной сказкой, в которую он, взрослый человек, отказывался верить.
Почувствовав, как теплая благоухающая женщина прильнула к нему, ощутив прикосновение ее влажных волос к своей щеке, он перестал думать вообще. У него были дела поважнее в этот момент.
— Я люблю тебя, — прошептал он спустя долгое время.
— И не вздумай разлюбить, — просто сказала она. — Я этого не переживу.
Он еще крепче сжал ее в своих объятиях.
Красное восходящее солнце наполнило комнату теплым светом.
— Хочешь получить гарантии на всю жизнь?
Пожалуйста.
Снова страстные поцелуи. Тихое бормотание.
Оба умирали от голода, но тяга друг к другу была сильнее.
Время проходило в сладком теплом тумане.
Через некоторое время Хитч сонно пробормотал:
— Что же дальше, любовь моя? Еще одна домашняя свадьба? Захочешь вернуться в Моксвилл?
Синди задумалась на целую минуту, потом покачала головой.
— А как насчет того, чтобы устроить все в кабинете твоего отца, чтобы он смог тоже присутствовать? Судьи имеют право проводить бракосочетание?
Хитч закрыл глаза и тихо засмеялся.
— Ты — мечтательница!
— Это любовь! Мы можем подвергать испытанию все, что хотим, потому что любовь на это распространяется.
