Книга Пинбол - Ежи Косински

— Литературу, отец, — мягко заметил Остен. — Вспомни, что говорил X.Л.Менкен: "После музыки проза изящнейшее из искусств". Мой отец забыл, что клавиатура имеется и у рояля, и у пишущей машинки, — чуть улыбнулся он Вале.

— Я хорошо помню, как ты заявил, что музыка холодна и ничего не выражает, — настаивал отец.

— Я лишь цитировал Стравинского.

— Совершенно его не поняв. Стравинский явно перефразировал Гёте, который назвал архитектуру застывшей во времени музыкой. Стравинский видел в музыке архитектуру времени.

— На днях я слышал по радио о последних проектах «Этюда» — новых выпусках классики, — Остен попытался сменить тему разговора. — Хочу сказать, что это просто великолепно…

— Что это за новые выпуски? — перебила его Валя, изображая живейший интерес.

— Произведения, созданные для одного вида инструментов, а теперь записанные на другом, — объяснил отец, тут же успокоившись.

— И насколько точно они следуют оригиналам? — поинтересовался Остен.

Лицо Джерарда Остена просияло:

— Даже пуристы вынуждены признать, что и гармоническое, и мелодическое соответствие безупречно. Это в высшей степени изощренная трансформация. Нередко бывает так, что, освободившись от всех умственных наслоений, присущих изначальному солирующему инструменту, музыка начинает звучать даже чище, чем прежде.

— Это что-то вроде перевода? — спросила Валя.

— Именно так, — с воодушевлением подтвердил Джерард Остен и добавил, обращаясь к сыну: — Валя права. — Он посмотрел на нее, словно учитель, с гордостью демонстрирующий своего ученика. — Это почти так же, как переводить Пушкина на современный английский. Здесь главное быть уверенным, что текст не будет исковеркан. Больше всего нас заботит сохранность великих произведений. Наша новая серия является продолжением единственного в своем роде эксперимента, который мы начали более тридцати лет назад и результаты которого весьма обнадеживают. Похоже, мы действительно на пути к тому, чтобы сделать великие произведения еще более великими.

— Выходит, дела у «Этюда» идут неплохо? — спросил Остен, сделав очередной глоток.

— Лучше и быть не может, — подтвердил отец. — "Ноктюрн Рекордз" только что продлил соглашение о распространении нашей продукции по всему миру. «Ноктюрн» понимает, что к чему. Мы занимаем ведущие позиции на рынке классической музыки.

— Твой отец сам вел переговоры, — сообщила Валя.

— Ну разумеется, — кивнул отец. — Последние несколько лет наши продажи стремительно росли, а процент возврата оставался самым низким в отрасли. — Он помолчал. — Вот почему я могу вести переговоры с «Ноктюрном» с позиции силы. А ведь у Оскара Блейстоуна, президента «Ноктюрна», репутация одного из самых несговорчивых дельцов. Но оба мы знали, что ему придется принять мои условия.

— Твой отец так увлечен этим делом, что я его ревную, — замурлыкала Валя. — Я заставила его доказать, что и мною он увлечен не меньше. — Она повернула к Остену свое кукольное личико и кокетливо улыбнулась. — И он доказал это. Не правда ли, дорогой?

Джерард Остен смотрел на нее с обожанием.

— Ну-ну! Ты не можешь ревновать к «Этюду», — запротестовал он. — Я основал его задолго до твоего рождения.

— Знаю, — очаровательно надув губки, протянула она. — С музыкой у тебя отношения куда более давние, чем со мной.

— Ну, Валя, это нечестно, — с укоризной проговорил старик. Он встал и принялся с чувством декламировать, так что его тяжеловесный немецкий акцент стал еще заметнее:

— "Не дай унынью победить, ведь несмотря на седину, любить еще ты можешь". Это Гёте, — объявил Джерард Остен. — "В опочивальне женщины своей он ловкие выделывал коленца под звуки похотливой лютни". А это Шекспир, — чрезвычайно гордый своей памятью воскликнул он, глядя при этом на Валю со столь явным обожанием, что Остен отвернулся, чтобы скрыть охватившие его стыд и гнев. Как мог его отец — один из самых выдающихся мировых авторитетов в музыке и основатель "Этюд Классик" — столь безрассудно преклоняться перед этой безмозглой грудой плоти? Просто потому, что он стар и увядает, а она молода, цветет и полна энергии? Или его вдохновил пример любимого им Гёте, в семьдесят один год сделавшего предложение семнадцатилетней? Сантаяна заметил, что музыка, будучи наиболее возвышенным из искусств, одновременно служит примитивнейшей из страстей. Наверное, то же самое можно сказать и о музыкантах. Поймав на себе суровый отцовский взгляд, он испугался, что старик мог прочитать его мысли.

— Я прекрасно понимаю чувства Вали, — с неожиданным воодушевлением заговорил Остен. — Я испытываю то же самое с той поры, как познакомился с Донной. Для нее тоже музыка превыше всего.

Валя покачала головой:

— Если так, то это твоя вина, Джимми. Черная или белая, молодая или старая, уродливая или прекрасная, каждая женщина в глубине души хочет одного, и только одного. — Она сделала драматическую паузу, прежде чем сообщить, чего же хочет каждая женщина, но тут Джерард Остен перебил ее:

— Донна — поразительная девушка. Никто и представить себе не мог, что она выкажет такое понимание классики. На том моем приеме она играла великолепно! — Поразмышляв, он продолжил: — Если она займет первое, второе или даже третье место на будущем Международном конкурсе имени Шопена в Варшаве, я непременно оформлю ее отношения с "Этюдом".

— Донна еще не решила, примет ли она участие в конкурсе, — сказал Остен. — Она говорит, что ее интересует музыка, а не награды.

— Вскоре она поймет, что в наши времена в музыке, как и во всем остальном, успеха, к сожалению, добивается тот, кто определил себе цену, — вздохнул отец.

— Она уже поняла, — кивнул Остен. — И мне кажется, это пугает ее.

— Она так сексуальна, что вряд ли ее пугает хоть что-нибудь, — возразила Валя. — Посмотри на нее — большие груди, осиная талия, бедра как у школьницы, длинные ноги… и эти зеленые глаза! Могу поспорить, что твоя Донна могла бы стать африканской королевой на любой дискотеке! — Помолчав, она добавила: — А Шопена она играет и правда исключительно. Для черной, я имею в виду!

— Ну, если Донна исключение среди черных, — начал Остен, решив ничем не показывать Вале, до чего ему надоели ее реплики, — то ты, Валя, со своей любовью к диско, исключение среди русских. Разве не считается, что русские пылают страстью только к классической музыке и балету?

Валя бросила на него сердитый взгляд.

— Русская я или не русская, я пылаю страстью только к Джерарду! — воскликнула она, нарочито усиливая акцент.

— И меня это совершенно устраивает, — улыбнулся старик, желая рассеять напряженность. — Скажи, Джимми, это еще причиняет тебе неудобства? — он показал на горло сына.

— Нет, я в порядке, — ответил Остен.

— Тебя по-прежнему регулярно осматривают?

— Да, доктора говорят, что все хорошо.