Все акварели были выполнены в простой и вместе с тем изысканной манере, как и та картина, которую она видела в его комнате в городе. На них был изображен этот дом, долина, и теперь она поняла, почему он вначале показался ей немного знакомым. Подпись на каждой картине была одна и та же — Элен Тюдор.
— Моя мама.
Селина вздрогнула от неожиданности. Он подкрался к ней сзади, и его голос, его руки, обнявшие ее за плечи, застали ее врасплох. Затем ласково произнес:
— Успокойся, киска. Я не собираюсь тебя проглотить, по крайней мере, сейчас. Ну и что ты о них думаешь?
— Очаровательные. — Этот невразумительный ответ совершенно не отражал ее чувства. Однако она никак не могла совместить расчетливую интриганку, о которой ей говорила Ванесса, с женщиной, которая с таким чувством и вкусом могла рисовать эти картины.
Адам сказал сухо:
— За несколько лет до смерти она стала достаточно известной художницей, так что могла сама назначать цену своим картинам. Но мама была слишком скромным, непрактичным человеком, чтобы наживаться на этом. Жаль, что ты не успела с ней познакомиться. Это была необыкновенная, добрая и талантливая женщина.
Неожиданно Селина почувствовала, что ей тоже жаль, что она не была знакома с Элен Тюдор, и, растерянно глядя на него, она проговорила:
— Ванесса сказала, что она была холодной, расчетливой и неразборчивой в связях, — и тут же покраснела, укоряя себя за столь жестокие слова.
Адам лишь пожал плечами, не принимая ее слова близко к сердцу.
— Конечно, а что еще могла она говорить? Как еще могла она объяснить свою ненависть к женщине, родившей ребенка ее мужу. Не забывай, до рождения Доминика у нее было три выкидыша, и ей сказали, что она не сможет вообще иметь детей. Она должна была убедить себя, что мать ребенка ее мужа — женщина недостойная. Как еще могла она пережить все свои разочарования, чувство собственной неполноценности, которые так ее мучили?
Селина бессознательно подчинилась Адаму, который позвал ее к камину, помог снять куртку, после чего она уселась на мягкий ковер, поджав под себя ноги. Ее последние сомнения улетучивались. Она спросила чуть охрипшим голосом:
— Почему ты держишь этот дом? Воспоминания?
— Отчасти. — Он опустился в кресло позади нее так, что его ноги как бы обхватывали ее. Положив ей руки на плечи, он своими длинными пальцами поглаживал их, снимая напряжение. — Скорее, как убежище — норку, куда я приезжаю, чтобы отдышаться, когда мне надоедает Сити и все эти игры богачей. Здесь ко мне возвращаются покой, душевное равновесие, приходят интересные идеи.
Уверенные, ласковые пальцы массировали ей шею и плечи, заставляя расслабляться, она почувствовала, насколько легче стало ее телу и душе. И если она сейчас не отодвинется, то не сможет этого сделать никогда.
Отодвинуться от него потребовало большой силы воли, однако ей удалось это сделать под предлогом того, что огонь слишком жаркий. Селина села в кресло напротив него. Но его едва заметная насмешливая улыбка свидетельствовала о том, что он прекрасно знал, почему она вывернулась из его рук. Селина же, чтобы подавить чувственное влечение, набиравшее в ней силу, торопливо попросила:
— Ты не мог бы рассказать мне о своей матери? Почему Мартин не женился на ней, а предпочел Ванессу?
— Потому что он не любил ее, — ответил он просто. — Элен всегда это знала и примирилась, поскольку ничего другого ей не оставалось. Ее собственная мать умерла, когда ей было всего шесть, и она воспитывалась отцом на отдаленной ферме в горах среднего Уэльса. Хотя она мне этого не говорила, но я знаю, что мой дед был грубым, нетерпимым, своевольным стариком. Ей ужасно хотелось заниматься живописью, но он и слышать об этом не хотел. Она вынуждена была жить на ферме и помогать по хозяйству. Тут появляется Мартин. Он только что окончил колледж и, получив диплом экономиста, решил немного отдохнуть, путешествуя пешком по Уэльсу. Он на несколько дней остановился на ферме моего деда, где договорился о комнате и столе. Естественно, заботилась о нем Элен. Ну и, конечно, молодые люди подружились. Когда Мартин узнал о ее мечте, он предложил помощь, оставил ей свой адрес и сказал, что если она когда-нибудь приедет в Лондон, он поможет ей найти работу и жилье, а учиться живописи она сможет в вечерней школе. Он предложил ей это из сострадания и возмущения поведением ее отца, но к тому времени Элен уже безнадежно влюбилась в него. В юности она видела мало добра, уж тем более от моего деда, — добавил он тихо.
Селина напряженно слушала его. Она не понимала, зачем он все это ей рассказывает. Она просто задала вопрос, чтобы как-то отвлечься от собственных грешных мыслей. Вообще-то Селина ожидала, что он вежливо откажется говорить с ней на эту тему и намекнет, что это ее не касается.
— Наверное, жизнь у нее была не очень-то счастливая, — нерешительно вставила она, но Адам улыбнулся ей странной улыбкой и отрицательно покачал головой.
— Она была из той редкой породы людей, которые могут чувствовать себя счастливыми всюду. Но в последний день пребывания Мартина в их доме она счастливой не была. Она слишком долго задержалась в горах, рисуя пейзажи, забыла о времени и вернулась домой слишком поздно, а ей еще нужно было готовить ужин. Отец пригрозил ей уничтожить всю ее «мазню», если она еще раз позволит себе пренебречь своими домашними обязанностями. Кроме того, молодой человек, проявивший к ней столько доброты и участия, на следующий день должен был уезжать. Когда она, заперев на ночь кур, встретила во дворе Мартина, то горько заплакала. Он спросил ее о причине слез, и она рассказала о своей очередной ссоре с отцом. Он предложил ей прогуляться и снова посоветовал уехать отсюда. Поскольку она полюбила его, а он уезжал, то она опять заплакала. Мартин пытался ее утешить, одно за другим, и она… отдалась ему.
Адам встал, подбросил в камин дров и долго стоял, глядя на огонь. Когда он возобновил рассказ, голос его звучал печально:
— В реальной жизни счастливый конец довольно большая редкость. Мартину стало стыдно за свой поступок. Уезжая, он еще раз повторил свое обещание помочь в будущем. А будущее означало встречу с Ванессой, которую он сразу полюбил и которую, как он понял, будет любить всю жизнь. Остальное ты знаешь. Я думаю, что Элен никогда не переставала любить отца. Я помню, как светились ее глаза, когда он приезжал сюда повидаться со мной, как она жадно ловила каждое его слово. Но она никогда не испытывала к нему обиды. У нее был я, ее сын, и у нее была любимая работа. Этого ей было достаточно.
Достаточно? Неужели он сам в это верит? Может быть, пример матери и ее преданной любви к человеку, который однажды отнесся к ней как добрый друг, и определил его решимость никогда не поддаваться этому опасному чувству?
Селина подумала, что история Элен — одна из самых печальных, которые ей приходилось когда-либо слышать, и наверное это из-за нее на глаза вдруг навернулись слезы, а в горле застрял комок. Во всяком случае, не из-за того, что она примирилась с тем, что Адам никогда не сможет полюбить.
