Ника выждала еще пару минут. Когда она возвращалась по холодному, темному коридору, ссора, по всей видимости, уже улеглась. Были слышны мерное, тяжелое дыхание и приглушенные стоны. Все понятно. Ника поспешила в свою комнату, юркнула в постель и устремила взгляд в потолок. Неожиданно у нее на глаза навернулись слезы. Она повернулась на бок и натянула на голову одеяло, чтобы ничего не слышать. Возможно, Рики была права. Лучше иметь рядом мужчину, который тебя не любит, чем быть одной. Одиночество ужасно. Осознание этого было для нее наиболее отчетливым и болезненным именно в те бесконечные минуты, когда Янис с шумом доказывал, что в эту ночь он не просы́пал свой порох где-то в другом месте.
Было около семи, когда граф Генрих фон Боденштайн проехал мимо «Кроне» и свернул на асфальтированную проселочную дорогу, ведущую в Рабенхоф. Вчерашнее заседание правления комитета оставило у него крайне неприятный осадок. Лучше бы он не приезжал вовсе! Ему следовало вмешаться, выступить в качестве посредника, сделать что-нибудь, а он трусливо молчал, когда дискуссия вылилась в скандал между Хиртрайтером и Теодоракисом. После заседания они с Людвигом еще некоторое время провели в «Кроне», тщательно избегая говорить о прошедшем заседании. Вопреки его совету, Теодоракис умолчал о том, что руководство «ВиндПро» повысило цену своего предложения. Тот факт, что он отказался от таких денег ради общего дела, произвел бы впечатление на его соратников. Теперь было поздно. Каким-то образом Янис узнал о повышении цены и известил об этом членов комитета по электронной почте, вбив тем самым клин между ними. Во время дискуссии Людвиг распалился и потерял самообладание. Ситуация полностью вышла из-под контроля. После ухода Яниса и Рики воцарилась чрезвычайно напряженная атмосфера. Оставшиеся пункты повестки дня были рассмотрены на скорую руку, и на этом заседание завершилось. Вечер явно не удался, и виноват в этом был не только Янис. Генрих фон Боденштайн тяжело вздохнул. За последние годы Людвиг сильно изменился.
Ночная тьма постепенно превращалась в серую, туманную мглу дня. Метеорологический прогноз обещал дождливую погоду. Свернув перед Рабенхофом влево, Боденштайн заметил в окнах дома Людвига свет. Странно. Почему Людвиг не позвонил ему и не сказал, что он не ходил в лес? Будем надеяться, ничего не случилось. Он припарковался во дворе, вылез из автомобиля и пошел к дому. Входная дверь была приотворена. Боденштайн постучал. Ответа не было. Он вошел в прихожую.
— Людвиг! Ты здесь? Я захватил с собой завтрак!
Тишина. Вчера вечером его друг выглядел не лучшим образом. Неприятности с детьми, конфликт с Янисом, вся эта катавасия с парком ветрогенераторов оказались для него слишком тяжелым бременем. Но даже если что-то произошло с Людвигом, должен был подать голос Телль! Генрих фон Боденштайн окинул взглядом гостиную. На столе стояли два бокала с остатками коньяка. Не принимал ли он вчера гостей?
— Людвиг!
Боденштайн заглянул в спальню. Постель была разобрана, но пуста. Людвига не было ни в ванной, ни в кухне. Наконец он зашел в столовую. Оружейный шкаф был открыт, трехстволка[15]и «маузер» отсутствовали. Значит, Хиртрайтер до сих пор был в лесу! В «Кроне» они выпили по паре бокалов пива и паре стопок шнапса. Возможно, Людвиг просто забыл запереть дверь. Генрих фон Боденштайн вышел из дома, пересек двор и заглянул через маленькое окошко в гараж. Там стоял старый «Мерседес» Людвига, и, стало быть, он никуда не уезжал вместе с собакой. Граф в нерешительности стоял посреди двора под большим каштаном, не зная, что делать.
В кронах деревьев щебетали птицы. Сумерки постепенно рассеивались. Его внимание привлекло какое-то движение в саду, располагавшемся за домом и амбаром. В тусклом утреннем свете он различил красноватое пятно. Лиса! Он хлопнул в ладоши. Зверь поднял голову, несколько секунд смотрел на него, а затем с быстротой молнии скрылся среди кустов и деревьев. Боденштайну было достаточно мимолетного взгляда, чтобы понять, что он спугнул хищника, поедавшего добычу. Генрих старался отогнать от себя дурные предчувствия. Луг с большим прудом, который Людвиг называл садом, тянулся до самой опушки леса. Боденштайн прошел через дверцу низкой ограды и двинулся мимо запущенного после смерти Эльфи огорода и шпалер для выращивания роз. Справа находился пруд, настоящее маленькое озеро в обрамлении плакучих ив. На его гладкой, зеркальной поверхности отражалось пасмурное утреннее небо. Достигнув того места, где увидел лису, Боденштайн остановился. В трех метрах от него, прислонившись спиной к узловатому стволу вишневого дерева, между зарослями черемши и ясменника, сидел его друг и смотрел на пруд. Его седые мокрые волосы рассыпались по плечам.
— Людвиг! — крикнул Боденштайн, испытав огромное облегчение. — Ты, оказывается, здесь! Я уже начал волноваться…
Слова застряли у него в горле. На мгновение сердце замерло у него в груди. Ему стало плохо.
— Боже правый, — едва вымолвил он с выражением ужаса на лице и упал на колени.
На смену дождливой ночи пришло серое майское утро, насыщенное сочными зелеными красками, туманное и сырое. Шлепая по лужам грязными резиновыми сапогами, Пия думала о Мирьям. Ей не хотелось оставлять ее одну в Биркенхофе. Подруга пребывала не в лучшем состоянии, хотя выпитые вчера вечером полторы бутылки «Сент-Николя-де-Бургей»[16]помогли ей, в той или иной степени, обрести душевное равновесие. Как только мог Хеннинг поступить с ней подобным образом? Пию душила ярость. Все попытки дозвониться до него, как по мобильному, так и по стационарному телефону, потерпели неудачу. На протяжении полугода он делал все, чтобы Мирьям простила ему его любовную интрижку, имевшую самые серьезные последствия, и пару недель назад, казалось, отношения между ними наладились. И вот достаточно было одного звонка от этой Лоблих, чтобы все пошло прахом. Непостижимо!
— Не переживай ты так за Мирьям, — сказал Кристоф, когда они вместе вышли во двор. Пия нахмурилась.
— Меня просто зло берет, что я постоянно оказываюсь втянутой в проблемы других людей. Но Мирьям как-никак моя подруга.
— Хорошо, что ты ее выслушала и поговорила с ней.
Ничего хорошего. Ей совсем не нравилось часами беседовать о бывшем муже, в то время как рядом находился Кристоф. Будь она на его месте, ее такая ситуация наверняка не вдохновляла бы.
— И тебе тоже приходится выслушивать все это, — сказала она наконец. — Мне тебя жалко.
— Так ты беспокоишься обо мне? — Кристоф рассмеялся. Он подошел к ней, привлек ее к себе, поцеловал. — Ну да, некоторую ревность я испытывал. Но ты можешь компенсировать это.
— В самом деле? — Пия улыбнулась. — Скажи, каким образом, я на все согласна.
— Я сегодня ужинаю со своими коллегами из Берлина и Вупперталя, и мне хочется, чтобы ты тоже приняла участие.
— По всей видимости, не получится, — сказала она с сожалением. — Сегодня вечером состоится собрание общественности в Эльхальтене, и я должна на нем присутствовать. Мы сможем поговорить там с одним типом, которого взял на прицел мой шеф.
