Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Его подвиг был принят на ура. Тревиньо был на верху блаженства. По поручению Гертрудис он собственноручно отнес несколько гренок Тите, чтобы та оценила содеянное. Тита не спустилась к столу и провела вечер в постели. Тревиньо вошел в спальню и поставил гренки на столик, который Тита использовала в случаях, подобных этому, когда не хотела спускаться к ужину. Она поблагодарила сержанта, поздравив его с удачным блюдом: гренки и вправду получились вкусные. Тревиньо опечалился, что Тита плохо себя чувствует, потому что уж так был бы рад, если бы она соизволила разок сплясать с ним во время танцев, которые устраиваются во дворе по случаю отъезда ихней генералки. Гертрудис. Тита пообещала, что со всей охотой станцует с ним, если наберется сил спуститься вниз. Тревиньо тут же ретировался и с гордостью оповестил все воинство о Титином обещании.
Как только сержант ушел, Тита снова прилегла, у нее не было никакого желания покидать спальню, боли в животе не позволяли ей сидеть подолгу.
Тита вспоминала, сколько раз ей приходилось проращивать пшеницу, фасоль, люцерну, другие семена и зерна, не задумываясь, что все они испытывают, когда растут и столь невиданно преображаются. Сейчас она изумлялась их готовности лопаться, позволять воде проникать в свое нутро, чуть ли не взрываться — только бы открыть дорогу новой жизни. С какой гордостью выпускали они первый росток будущего корешка, с какой скромностью теряли присущую им форму, с каким изяществом показывали миру свои листочки! Вот бы, думала она, стать простым семечком, чтобы не надо было никому рассказывать, что творится у тебя во чреве, а просто носить у всех на виду созревший живот, ничуть не страшась быть отвергнутой обществом. У семян нет подобных забот и, главное, нет матери, которой бы они боялись, страха, что их осудят. Конечно, физически у Титы теперь тоже не было матери, и все же она до сих пор никак не могла избавиться от ощущения, что в любой момент на нее обрушится неописуемо жестокое наказание, и не откуда-нибудь, а свыше и по наущению Матушки Елены! Это ощущение было ей знакомо с детства: оно связывалось с ужасом, который она испытывала, когда не следовала неукоснительно предписаниям рецептов. Всегда она стряпала, уверенная в том, что Матушка Елена обязательно углядит какое-либо отступление от правил и, вместо того чтобы похвалить, обрушит на ее голову громы и молнии за то, что Тита осквернила священные предписания. Но разве могла она воспротивиться соблазну преступить столь жестоко навязанные матерью законы кухни и… жизни?
Какое-то время она набиралась сил, полулежа в постели, и тут услышала, как Педро запел под окном песню о любви. Одним прыжком она приблизилась к окну и распахнула его. Возможно ли, чтобы Педро осмелился на такое! Увидев его, она все поняла. За версту было видно, что он чертовски пьян. Стоявший рядом Хуан подыгрывал ему на гитаре.
Тита насмерть перепугалась. Только бы Росаура не проснулась: проснется — тут уж держись!
И конечно, разъяренная Матушка Елена не преминула тут же ворваться в спальню с криком:
— Видишь, как далеко все это зашло! Какие же вы с Педро бесстыдники! Если не хочешь, чтобы в доме произошло кровопролитие, убирайся туда, где ты никому не сможешь причинить вреда!
— Кому и надо убраться отсюда, так это Вам. Устала я от Ваших мучительств. Раз и навсегда оставьте меня в покое!
— И не подумаю, пока ты не станешь себя вести, как хорошая женщина, то есть порядочно!
— Что значит — вести себя порядочно? Как Вы, что ли?
— Именно!
— Почему же непорядочная именно я? Разве не Вы прижили дочь на стороне?
— Ты поплатишься за то, что осмелилась так со мной разговаривать!
— А Вы как со мной разговариваете?
— Заткнись! Ты кто такая?!
— Ваша дочь Тита! Существо, имеющее полное право жить так, как ему заблагорассудится. Оставьте меня раз и навсегда, глаза бы мои на Вас не глядели! Скажу больше, ненавижу Вас и всегда ненавидела!
Эти магические слова позволили Тите спровадить Матушку Елену туда, откуда она впоследствии больше не возвращалась. Впечатляющий образ матери стал таять, пока не превратился в слабое подобие тени. По мере того как наваждение исчезало, облегчение растекалось по всему телу Титы. Перестало печь в животе и колоть в грудях. Мускулы в глубине ее чрева расслабились, открыв путь бурной менструации.
Это на долгие дни задержавшееся излияние немного развеяло ее печаль, позволив ей глубоко и успокоенно вздохнуть: она не была беременна.
Но этим ее беды не ограничились. Неожиданно робкая тень материнского образа начала быстро кружиться. Она пронзила оконное стекло и вылетела во двор, с шипением крутясь, как сумасшедшая пороховая шутиха. Педро в подпитии не заметил грозящей ему опасности. В окружении охмелевших, подобно ему, революционеров он с упоением горланил под окном Титы романс Мануэля М. Понсе «Звездочка». Гертрудис и Хуан тоже не почувствовали запаха жареного. Как юные влюбленные, при свете нескольких керосиновых ламп, расставленных по всему двору для освещения празднества, они как ни в чем не бывало танцевали.
Внезапно бешено крутящаяся шутиха подобралась к Педро и яростно зашипела, в результате чего ближайшая к нему керосиновая лампа, взорвавшись, разлетелась на тысячи мелких кусочков. Пылающий керосин метнулся на лицо и тело Педро!
Тита, закончив все, что долженствует сделать при начале месячных, услышала шум, вызванный неожиданным происшествием. Она метнулась к окну, снова распахнула его и ужаснулась, увидев, как Педро мечется по двору, превратившись в живой факел.
К нему бросилась Гертрудис. Одним рывком оторвав подол юбки, она набросила его на Педро, одновременно повалив его наземь.
Тита не помнила, как скатилась с лестницы, — подле Педро она оказалась буквально через несколько секунд, как раз в тот момент, когда Гертрудис срывала с него тлеющую одежду. Педро выл от боли. Ожоги были у него по всему телу. Несколько солдат бережно отнесли пострадавшего в его комнату. Тита взяла его за левую — необожженную — руку и не выпускала ее. Когда они поднимались по лестнице, на пороге своей комнаты показалась Росаура.
Вышла она потому, что учуяла вблизи сильный запах паленого. Она подошла к лестнице, намереваясь спуститься, чтобы посмотреть, не случилось ли чего, и тут столкнулась с людьми, которые несли дымящегося Педро. Рядом шла безутешно рыдавшая Тита. Первым побуждением Росауры было броситься на помощь мужу. Тита решилась выпустить руку Педро, чтобы Росаура могла приблизиться к нему, но Педро, испуская стоны, воскликнул, впервые обратившись к ней на ты:
— Не уходи, Тита! Не оставляй меня…
— Успокойся, Педро, я не сделаю этого.
Она снова взяла Педро за руку. Росаура и Тита на миг смерили друг дружку взглядами соперниц. И тогда Росаура поняла, что ей здесь нечего больше делать, и, убежав в свою комнату, заперлась на ключ. Не показывалась она целую неделю.
Так как Тита не могла, да и не хотела отлучаться от Педро, она приказала Ченче принести взбитые на растительном масле яичные белки и как можно больше сырого, хорошо размятого картофеля. Это были лучшие из известных ей средств от ожогов.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
