Подполковник Писарев неторопливо освобождал меня от проводов и датчиков.
— Юрий Аркадьевич, ну как там мои успехи? — Я встал с кресла и сделал несколько вращательных движений головой — немного затекла во время тестирования шея.
— Любопытно. У вас очень редкие способности, а по диапазону, можно сказать, даже уникальные. Как жаль, что «боевая» заканчивается! Иначе, нас с вами ждало бы много интересного. Как бы заманить вас к себе, в Балашиху? Скорее всего, это невозможно, учитывая специфику вашей службы. А жаль!
Полковник Бубеев щелкал клавишами клавиатуры, напряженно вглядываясь в монитор. Казалось, он совершенно забыл о нас с Андреем.
— Юрий Аркадьевич, а вам уже довели наши планы?
— Довели. Даже раскрою вам «страшную военную тайну»: по возвращению вас ожидают полеты. Будете испытывать новый перспективный палубный самолет конструкторского бюро имени Сухого. Подробностей пока не знаю, но, наверное, это будет очень интересно.
Мы еще поговорили некоторое время. Чувствовалось, что на «Кузнецове» Аркадьевичу работалось хорошо. Он нашел много интересного материала, и его огорчало, что боевая служба подходит к концу.
Немного удивила настойчивость, с которой Бубеев просил посетить его завтра. На него это не похоже. Позже в разговоре Андрей Писарев сказал, что Юрий Аркадьевич хочет поработать со мной поплотнее, и просто ужасно огорчен, что это не удастся из-за дефицита времени.
Что же его так заинтересовало во мне?
Первая «боевая».
Слава захандрил. Объявил после обеда «полеты под шторкой». Закрылся. Не хочет никого видеть. Это у него первая боевая служба на корабле. Вывело его из себя сообщение, что очень скоро он будет уже дома, где ждет его молодая жена с красивым именем Алсу, что означает «дающая воду», но буквально через несколько дней нам снова предстоит выход в море для испытаний нового перспективного самолета. Хотел, было, его расшевелить, но передумал. Пусть поскучает немного, похандрит. Иногда это полезно. Потом, когда снова начнется работа, всё станет на свои места.
Забравшись на свою койку, и я решил почитать: захватил с собой второй том работы Г. Носовского и А. Фоменко «Русь и Рим» из серии «Правильно ли мы понимаем историю».
Сначала читать было интересно, даже сделал несколько выписок и заметок на полях карандашом. Потом дело пошло хуже. Текст стал сложнее, а новая информация мне показалась сухой и скучной. Я стал всё больше отвлекаться — почему-то вспомнилось возвращение со своей первой своей боевой службы на авианосце «Адмирал Кузнецов» теперь уже в далеком девяносто шестом году.
Это занятие мне показалось более интересным, и, отложив книгу, предался воспоминаниям.
Март 1996 года. Средиземное море — Баренцево море.
— Товарищи офицеры! Боевая служба подходит к своей завершающей фазе, но это ещё не значит, что нужно расслабиться, закрыться по каютам и удариться в ностальгические воспоминания и предвкушения береговых удовольствий. Впереди тяжелый переход, учения, контрольный поиск подводных лодок НАТО с целью не притащить кого-нибудь «на хвосте» в родную базу. Так что настоятельно советую всем собраться с мыслями и силами и продолжить с полной отдачей, что вы и делали все три месяца нашего похода. Завтра в 10.00 по корабельному времени снимаемся с якоря и берем курс на Гибралтарский пролив….
В помещении НШУ (Носового Швартового Устройства), где традиционно проводились построения офицерского состава «Кузнецова», стояла тишина. Не по-зимнему загорелые лица сослуживцев были напряжены. Приятное сообщение, нечего сказать, но и предупреждение старпома, капитана первого ранга А. Халевина, настораживало.
Ожидание возвращения домой всегда томительно. Причем еще не известно кому тяжелее: тому, кто возвращается, или тому, кто ждет возвращения. За время моей службы на долю моей семьи выпало много таких моментов. Главная отличительная черта жен моряков и летчиков — это умение ждать. Сколько забот и тревог ложится на их хрупкие плечи! Разлуки всегда огорчают, но встречи заставляют забыть все горести и огорчения.
Всю ночь тогда я так и не смог уснуть. Вспоминал всех, кто остался на берегу, ворочался, курил, переживая и скучая по дому, пока не рассвело, и не стал снова виден Тунисский берег. Уже больше недели корабль стоял в заливе Хаммамед, готовясь к переходу домой.
До Африки рукой подать. Её близость мы ощутили на себе где-то в районе Египта, посреди Средиземного моря, когда захватила нас своим крылом песчаная буря, внезапно налетевшая с пустыни Сахара. Это произошло ночью, а утром, выйдя на палубу, мы были поражены тем, что всё вокруг, включая самолёты и вертолёты дежурных сил, покрыто слоем мелкой красноватой пыли. Снег на палубе нашего авианосца — дело привычное, а песок обескураживал. Сколько работы добавило это происшествие нашим техникам!
Утром стало ясно, что теперь хандрить будет совсем некогда.
Впереди предстоял проход Гибралтара. Мне ужасно хотелось увидеть легендарные Геркулесовы столпы, которые не смог хорошенько рассмотреть при заходе в Средиземное море из-за ночной темени.
Воочию они оказались совсем не исполинскими, как описывалось в античных мифах, а обыкновенным, покрытым террасами на склонах гористым островом.
Бискайский залив прошли без приключений. Я заступил на неделю в дежурные силы, и всё свободное время готовился к предстоящим учениям. Но однажды подготовку пришлось прервать — к нам на палубу сел великобританский вертолет Lynx c фрегата Sheffield королевских ВМС.
На корабле я был старшим офицером по управлению в зоне боевых действий противолодочной авиации, но из-за знания английского языка и, особенно, правил ведения авиационного радиообмена, при подобных обстоятельствах я заводил на посадку на палубу «Кузнецова» иностранные вертолёты и работал переводчиком. Вначале было страшновато, но постепенно исчезла неуверенность, возрос мой словарный запас, а практика была настолько богатой, что к концу «боевой» я уже довольно свободно говорил по-английски.
Старпом оказался прав — расслабляться было некогда. Работа занимала почти все время. На хандру его просто не хватало, и только в Мотовском заливе, где мы ожидали погоду для захода в Видяево, после прилета на борт нашего авианосца командующего Северного Флота я осознал: мы почти дома.
Наконец ветер стих, волны успокоились, и «Адмирал Кузнецов» в сопровождении буксиров зашел в губу Ура. Остался за кормой опустевший и безжизненный, зияя выбитыми окнами в домах, Порт Владимир, показался остров Зелёный и такой долгожданный родной причал.
Под выстрелы салютной пушки, каждый из которых отмечал пройденную на боевой службе тысячу миль, авианосец стал на швартовку.
Заснеженные сопки, утопающий в снегу остров Зеленый и сугробы вдоль дороги, ведущей от причала к жилому городку, после лазурных волн Средиземного моря, пальм сирийского Тартуса и откровенной жары Мальты казались нереальными.
Послышались звонки авральной группы, корабельная трансляция отозвалась звуками дудки и командой: «Большой Сбор!» в непривычно пустом ангаре командир корабля в очередной раз поздравил экипаж с возвращением и сообщил, что принято решение разрешить гражданским лицам, то есть нашим женам и детям посетить корабль. Старпом дал указания командирам Боевых Частей скорректировать вахты с учетом сходных смен.
