Сперман находился вне поля зрения мальчика и потому мог спокойно его разглядывать. У мальчика были прелестные глаза и ресницы, а какие губы — изящной формы и глубокого влажного красного цвета! Но что это за круглые штуки у него на запястьях?..
Да-да: это должен быть мальчик со Стоофстеех, теперь Сперман был уверен. Бумажка была действительно той банковской квитанцией, но разве дневной свет мог так изменить мальчика, которого Сперман впервые увидел ночью, при свете фонарей? На какое-то мгновение он даже допустил такую неправдоподобную мысль, что мальчик со Стоофстеех передал бумажку другому — дружку или братику, похожему на девочку.
Он увидел, что взгляд мальчика остановился на номере его, Спермана, дома. И тогда он решил, что пора действовать и подошел к мальчику.
— Это ты, кажется, — сказал он, стараясь говорить как обычно, но голос у него немного дрожал.
— Да, я вижу, — ответил мальчик, в свою очередь таким вот эллиптическим манером давая Сперману понять, что узнал его.
Голос у мальчика был почти такой же, каким Сперман запомнил со времен на Стоофстеех, однако в этот раз Сперман расслышал в нем некую стеснительную или нежную нотку, которая свидетельствовала о желании отдаться или подчиниться. Это новое и незнакомое в голосе на мгновение погрузило Спермана в пучину страсти, но он сразу же собрался: следует быть осторожным.
Между тем Сперман разглядывал мальчика вблизи. Тот был похож на мальчика со Стоофстеех, только казался теперь худощавей и моложе. Было тепло почти жарко, и мальчик был одет легко: белая майка, а поверх нее — ярко-красная хлопковая рубашка с распахнутым воротом. И еще тонкие, с тщательно отглаженными стрелками брюки цвета хаки. Штанины были коротковаты, и Сперман видел голые щиколотки: мальчик был в сандалиях на босу ногу. На правой щиколотке было несколько металлических колец. Тут Сперман взглянул на его руки: на одном только правом запястье мальчик носил три браслета.
У него были прекрасные, густые, темно-русые волосы, слегка вьющиеся на затылке. В левом ухе висела длинная сережка с красным камешком.
Лицо мальчика было удивительно, по-детски моложавым, и безусловную, почти девичью красоту подчеркивал матовый мягкий цвет лица. У Спермана появилось подозрение: может, он… накрашен? И эти губы, пусть даже слегка, подведены помадой?
«Почему в жизни все так бесконечно сложно, — спросил себя Сперман, — во всяком случае, не так просто, как хотелось бы?» Это был тот же позавчерашний мальчик, но он был совсем другой, совсем не принц его мечты, которого Сперман короновал в своих воспоминаниях. «В следующий раз хорошенько рассматривай товар, прежде чем делать заказ», — подумал он.
В мечтах он полностью отождествлял мальчика, которого несколько минут видел на Стоофстеех, со своим идеалом, но идеал, будучи таковым, никогда не найдет воплощения в человеческом теле. Идеальный Мальчик, Золотой Мальчик, Лучший в Мире Мальчик (и т. д.) Спермана обладал слишком уж многими положительными качествами, которые мифически могли соединиться в одном смертном, но генетически — нет: храбрый, суровый блондин, наверняка из очень северного, германского племени (хотя временами Сперман допускал примесь заморской крови, например, малайской), но, несмотря на свою крутизну и отвагу, очень стеснительный и нежный, и, конечно, души не чаял в маме. Он был честен, невинен и храбр, — таким в комиксах изображают плененного и связанного мальчика с длинноватым каре и разорванной на груди рубашкой, которому лесные разбойники угрожают пытками. Воплощенная невинность, готовность пожертвовать собой и нежность — вплоть до каких-то девичьих черт, но это девичье с лихвой компенсировалось неимоверным Удом, размеров которого этот целомудренный зайчик даже немного стыдился!
Ну, а одет он был… Конечно, видавшая виды солдатская форма подошла бы ему, но единственный наряд, который смотрелся на нем достойно и передавал его двойственную природу человекобога, — это, по мнению Спермана, форма следопыта, точнее римско-католических морских разведчиков. Порой лишь Бог и римско-католические разведчики являлись для Спермана единственной правдой на земле. Видимо, двойственная природа формы морских разведчиков повлияла на мистическое видение: почти развратные короткие штанишки и украшенная многими кисточками блядская курточка.
(Уже много лет подряд Спермана волей-неволей тянуло к римско-католической вере. И если когда-то он обратится в эту веру, станет ее последователем, то любовь к форме католических морских разведчиков наверняка сыграет в этом не последнюю роль.)
Нет: в эту встречу, буквально за несколько минут, Сперману пришлось признать, что мальчик нисколько не похож на его, Спермана, Мирового Принца и Героя его Мечты, за исключением того, что он, несомненно, обожает свою мамочку.
Да, он был красив, но выглядел так странно! Сперман не припоминал, чтобы ему встречались такого рода мальчики. А тут он вынул другую руку из кармана, обнажив запястье, и Сперман увидел, что на этой руке у него было тоже несколько браслетов и, по меньшей мере, четыре кольца… А ногти… Сперман не был уверен, но ему показалось, что и ногти накрашены, хотя, может, блестели сами по себе. А на пальцах ног?.. Сперман осторожно бросил внимательный взгляд вниз: да, и ногти на голых пальчиках его ног предавали себя серо-голубым блеском, так что и они, должно быть, накрашены…
И все же… Он выглядел странно, но ведь не отталкивающе? Он такой еще ребенок и, кто знает, может, очень ласковый… Сперман попытался представить его без украшений и макияжа, а вслед, конечно, и без одежды. «Ты имеешь в виду, голым» — поправил он себя. Он будет милым, беззащитным, преданным братом в любви, разве нет?.. Сперман старался не поддаваться этому опьянению чувственной нежности: может, мальчик — просто бесхарактерная уличная шлюшка? Сперман очень плохо разбирался в людях. Вообще-то, он был чуждым миру, довольно подозрительным человеком, который чаще воздерживался или отказывался от любви, чем принимал ее, и все из-за сомнений.
Между тем, пора принять решение. Во всем смятении и опьянении Сперман знал одно: он позовет мальчика к себе, наверх.
Зачем он вышел? Ах, да, купить бутылку женевера. И что теперь? Взять мальчика с собой в винную лавку? Правда, в магазине, где частенько и с удовольствием сплетничают, Сперману будет стыдно за то, как мальчик выглядит. Попросить подождать у входа? Это будет еще подозрительней.
— Да, вот здесь я живу, — сказал он очень деловым тоном. — Зайдешь?
Они подошли к двери, но она оказалась закрытой: кто-то захлопнул. Сперман машинально пошарил в карманах. Ну да, точно: ключи остались дома. Он вспотел.
В доме, кроме него, жильцов не было, и единственная надежда была на мастерскую на первом этаже. Хозяин, который за компанию с двумя швеями пытался выжить посреди непонятных, пахнущих пыльным теплом машин, был замечательнейшим парнем, но боялся всего на свете: воров, отчуждения собственности, взлома, незнакомых посетителей, газетчиков, но пуще всего — пожара. Удивительно, подумал Сперман, что при этом он держит дверь приоткрытой, но ведь в каждом человеке кроются противоречия.
